Противостояние. Том II
Шрифт:
— А он тот еще малый, верно? — сказал Ральф.
— Да. Я тоже так считаю, — кивнул Ларри.
— Я всегда думал, что все эти преподаватели колледжей — слабаки, но этот мужик — точно нет. Знаете, что он сказал, когда я спросил его, почему бы ему просто не бросить этот мусор у дороги? Сказал, нам не стоит начинать заново пачкаться в этом виде дерьма. Сказал, мы и так уже вернули к жизни слишком много прежних сортов дерьма…
Коджак вскочил и потрусил к Глену посмотреть, что он там делает. До них донесся голос Глена:
— Ага, вот ты где, старый ленивый говнюк. А я уже думал, куда ты запропастился. Хочешь, чтобы я и тебя закопал?
Ларри ухмыльнулся
— Можно я гляну на эту писульку? — спросил Стю.
— Конечно, — сказал Ларри и протянул ему листок.
Сверху на листе Ларри вывел:
От Боулдера до Вегаса — 771 миля.
А ниже:
6 сентября — 28,1 — 28,1
7 сентября — 27,0 — 55,1
8 сентября — 26,5 — 81,6
9 сентября — 28,2 — 109,8
10 сентября — 27,9 — 137,7
11 сентября — 29,1 — 166,8
12 сентября — 28,8 — 195,6
13 сентября — 29,5 — 225,1
14 сентября — 32,0 — 257,1
15 сентября — 32,6 — 289,7
16 сентября — 35,5 — 325,2
17 сентября — 37,2 — 362,4
Стю вытащил листок бумага из своего бумажника и произвел какие-то вычисления.
— Что ж, — сказал он, — мы сейчас идем быстрее, чем когда выходили, но нам еще осталось больше четырехсот миль. Черт, мы не одолели и половины пути.
Ларри кивнул.
— Быстрее, это верно. Мы ведь идем вниз по склону. И знаешь, Глен прав. Зачем нам торопиться? Тот парень просто-напросто сотрет нас в порошок, когда мы доберемся туда.
— Знаете, а я вот не верю в это, — сказал Ральф. — Мы все можем погибнуть, это да, но не как-то банально, примитивно. Матушка Абагейл не стала бы посылать нас, чтобы мы были убиты на месте самым обычным образом. Просто не стала бы и все.
— Я не верю в то, что это она нас послала, — тихо произнес Стю.
Счетчик Ларри издал четыре отчетливых щелчка, когда тот установил его для предстоящего дня на нулевую отметку. Стю забросал угли костра землей. Маленькие утренние ритуалы были непреложны. Двенадцать дней они находились в пути, и Стю казалось, что дни вечно будут проходить вот так: Глен добродушно поругивает еду, Ларри отмечает пройденные мили на своем смятом листке, выпиваются по две чашки кофе, кто-то закапывает вчерашний мусор, а кто-то тушит костер. Это была рутина — спасительная рутина. За ней забываешь, к чему это все ведет, и это хорошо. По утрам Фрэн казалась ему немыслимо далекой — ее образ был очень ясным, но страшно уменьшенным, как фотография, упрятанная в медальон. По по вечерам, когда спускалась тьма и луна выплывала на небо, она казалась очень близкой. Такой близкой, что до нее почти можно было дотронуться… вот тут, конечно, и начиналась боль. В такие минуты его вера в Матушку Абагейл превращалась в горестные сомнения, и ему хотелось разбудить их всех и сказать, что это безнадежное дело, что они схватили соломенные копья, чтобы сражаться с чудовищной ветряной мельницей, что им лучше остановиться в ближайшем городке, раздобыть мотоциклы и поехать обратно. Что им лучше ухватить самую малость света и немного любви, пока они еще могут, ибо эта малость — все, что позволит им Флагг.
Но это бывало по ночам. Утром же по-прежнему казалось, что правильным будет идти дальше. Он задумчиво посмотрел на
Глен возвращался, слегка морщась при каждом шаге; за ним по пятам бежал Коджак.
— Пошли врежем им, — сказал он. — Верно, Коджак?
Коджак завилял хвостом.
— Он говорит: или Лас-Вегас, или всех разжаловать, — сказал Глен. — Пошли.
Они взобрались по склону на I–70, ведущему в Гранд-Джанкшен, и начали свой дневной поход.
Ближе к вечеру пошел холодный дождь, от которого они все продрогли и перестали разговаривать. Ларри шел особняком, засунув руки в карманы. Сначала он думал про Гарольда Лодера, чей труп они нашли два дня назад; казалось, они заключили молчаливое соглашение не говорить о Гарольде, но в конце концов его мысли обратились к человеку, которого он окрестил Волчатником.
Они наткнулись на Волчатника чуть восточнее туннеля Эйзенхауэра. Тут был невероятный затор машин, и вонь стояла ужасная. Волчатник торчал наполовину внутри, наполовину снаружи «остина». На нем были обтягивающие джинсы и усыпанная блестками рубашка. Несколько волчьих трупов лежало вокруг «остина». Сам Волчатник наполовину свесился с пассажирского сиденья, и на груди его лежал мертвый волк. Руки Волчатника сомкнулись вокруг шеи волка, а кровавая волчья морда была задрана вверх, к шее Волчатника. Пытаясь восстановить происшедшее, они все пришли к выводу, что стая волков спустилась с высоких гор, засекла этого одинокого человека и напала на него. У Волчатника был револьвер. Он уложил нескольких волков, прежде чем укрыться в «остине».
Сколько он высидел там, пока голод не заставил его покинуть свое убежище?
Ларри не знал, не хотел знать. Но он видел, как страшно исхудал Волчатник. Быть может, неделю… Кем бы тот ни был, он направлялся на запад, хотел присоединиться к темному человеку, но Ларри никому бы не пожелал такой страшной участи. Он заговорил однажды об этом со Стю, через два дня после того, как они выбрались из туннеля и Волчатник остался далеко позади.
— Зачем стае волков было крутиться тут так долго, а, Стю?
— Я не знаю.
— Я хочу сказать, если они хотели есть, разве они не могли отыскать другую пищу?
— Наверно, могли. Угу…
Это стало какой-то жуткой загадкой для него, и он продолжал биться над ней, понимая, что никогда не найдет решения. Кем бы ни был Волчатник, он не дал слабины. В конце концов, измученный голодом и жаждой, он открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Один из волков прыгнул на него и вырвал ему глотку. Но Волчатник, умирая, все-таки задушил его.
Они вчетвером прошли через туннель Эйзенхауэра, обвязавшись веревкой, и в той жуткой темноте мысли Ларри вернулись к его походу через туннель Линкольна. Только теперь его преследовал не образ Риты Блейкмур, а лицо Волчатника, застывшее в своем последнем оскале, когда они с волком убили друг друга.
«Послали ли волков убить того человека?»
Однако эта мысль была слишком тревожной, чтобы додумывать ее до конца. Он попытался выкинуть все это из головы и просто шагать себе и шагать вперед, но это оказалось очень нелегким делом.
Этой ночью они разбили лагерь возле Ломы, уже совсем рядом с границей штата Юта. Ужин состоял из скудной снеди, раздобытой ими в пути, и кипяченой воды, как и весь их остальной рацион, — они слово в слово следовали инструкции Матушки Абагейл: идите в одежде, которая на вас; ничего не берите с собой.