Противоядие от алчности

Роу Кэролайн

— Он умирал, — произнес ее дядя.

— Да кто ты такая, чтобы судить о словах святых людей? — сказала се мать и ухватила ее за ухо. — Уверена, что воды ты так и не принесла. Как я буду готовить обед без воды?

— Иди к колодцу, — сказал дядя Марк. — Это намного ближе.

— Она не сможет набрать воды из колодца, — сказала мать. — Ведро слишком тяжелое.

— Тогда пойди сама, ленивая неряха, — бросил он.

И маленькая девочка в слезах помчалась домой, а взрослые продолжали препираться до самого дома.

Дон

Арно де Корнильяно, каноник викарий епархии Жироны в отсутствие епископа внимательно оглядел лежавшую перед ним мятую, испачканную кровью бумагу. Разобрать можно было только одно слово — «преосвященство» и фрагменты слова «епископ». Остальные слова были покрыты кровью написавшего ее человека. К тому же кровь монаха плотно запечатала документ, почти так же прочно, как воск. До сих пор никто еще не осмелился вскрыть его.

Дон Арно с отвращением посмотрел на неряшливого человека, пришедшего во дворец. От него сильно воняло из-за возлияний прошлой ночи, а кроме того, он был раздражающе настойчив. Несмотря на это, он сделал все как положено: выслушал сообщение, осторожно взял пропитанное кровью письмо и приказал, чтобы тело монаха с должным почтением отвезли во дворец епископа. Он было собирался приказать секретарю открыть письмо, но остановился. Возможно, оно было предназначено лично Беренгеру. Вскрытие письма обязательно оставит следы. Ему не следовало делать этого до тех пор, пока он не узнает, кем был этот мертвец.

— Скажите человеку, который принес письмо, чтобы он подождал нас здесь, — сказал он. — И проследите, чтобы он никуда не ушел.

Тело лежало в холодной, темной комнате в нижней части дворца. Поблизости стоял послушник, ожидая разрешения обмыть его и подготовить к погребению. Каноник бросил на него поспешный взгляд, затем еще один, уже более внимательный. Он никак не мог разрешить стоящую перед ним дилемму. Мертвый монах был незнаком дону Арно и, совершенно очевидно, что его не знал никто из тех, кто видел тело.

— Должно быть, он приехал издалека, — сказал дон Лрно.

— Возможно, он был паломником, — предположил его секретарь.

— Простите меня, отец мой, — сказал послушник, — но мы нашли это на теле несчастного. Немного испачкано кровью, — добавил он извиняющимся топом и с должным почтением передал канонику свернутый пергамент, пропитавшийся кровавыми сгустками.

Дон Арно как можно быстрее передал его секретарю и покинул комнату.

— Что это? — раздраженно спросил он секретаря.

— Путевой документ, дон Арно. На листах можно прочесть его имя и еще несколько других слов. Его звали Норберт. К сожалению, остальные слова совершенно непонятны.

— И надо же такому случиться, что его убили здесь, всего в нескольких шагах от собора, — горько заметил дон Арно, словно это было оскорбление, нанесенное ему лично.

— Больше чем несколько шагов, господин. Расстояние довольно значительное, — сказал секретарь, затем поймал взгляд каноника и замолчал.

Дон Арно размышлял. Время

шло, и епископ отдалялся все больше и больше. Нужно ли отправить посыльного ему вдогонку? Или следует открыть письмо и разбираться с его содержанием самостоятельно?

Возможно, следует обратиться за советом? Поскольку, если это письмо связано с ссорой Беренгера с архиепископом, мотивы дона Арно, заставившие его вскрыть документ, выглядят весьма подозрительно. Если же речь идет о каком-либо срочном, но вполне обычном документе, связанном с делами епархии, требующем личной подписи епископа, или об отчаянно необходимом кому-то разрешении, было бы смешно посылать гонца вослед Беренгеру. Смешно, и к тому же это может быть жалоба на деятельность самого каноника. Дон Арно был известен как своими талантами в управлении финансами, так и некоторыми мелкими слабостями.

— Эй, позвони, вызови кого-нибудь, — крикнул он секретарю.

Секретарь позвонил.

— Я хотел бы видеть каноников, немедленно, — произнес он, как только дверь открылась. Его голос, раздражающий, невыразительный, сухой, заполнил комнату и проник в коридор.

— Извините меня, отец мой, — заметил слуга. — Но большинство каноников разъехались по делам.

— Тогда соберите тех, кто сейчас здесь, — холодно сказал он. — Немедленно.

Поздним утром Даниель, сын пекаря Мойши и наследник своего дяди перчаточника Эфраима, находился в мастерской, пытаясь обновить пару перчаток одной дамы. К сожалению, каждый раз, когда он брал в руки перчатку, он видел только длинные, изящные пальцы Ракели и ее стройную руку, проскальзывающую в почти невесомую лайку, вспоминал вчерашнее столкновение и делал ошибку. Последняя оказалась фатальной. Эту пару перчаток было уже не спасти. Он с отчаянием положил испорченные перчатки на стол.

Епископ со своими спутниками отправился на совет в Таррагоне через час после восхода солнца. Он знал об этом. Он наблюдал за ними, стоя в тени дверного проема. Теперь они были очень, очень далеко, все ближе и ближе к Таррагоне и к отвратительному кузену Ракели, Рубену, за которого ее мать желала выдать ее замуж. Она никогда не вернется. Его жизнь кончена. Он вздохнул, собрал лоскуты испорченной перчатки и пошел признаваться дяде в своей неуклюжести.

— Это связано с монахом, который умер сегодня утром? — спросил Галсеран де Монтетерно.

— В некотором смысле да, — ответил дон Арно. — Из его путевого документа мы знаем, что у него было разрешение поехать в Авиньон. Без сомнения, он был там по указанию архиепископа или даже его святейшества, папы римского. Его звали брат Норберт.

В комнате повисло напряжение.

— У монаха с собой было письмо, — продолжил дон Арно, указывая на предмет, лежавший перед ним на столе, — который он был намерен передать епископу. Дядя ребенка, который нашел его, принес это мне. Очевидно, что оно адресовано лично его преосвященству.