Протозанщики. Дилогия

Брацио Сергей

— Все, что создалось, было раньше мыслью!

— Опять начинаешь?!!

— Да просто, — улыбается Израдец, — Чтобы сделать гвоздь, его сначала надо придумать. Верно? Придумали и воплотили. И вот, можно сколачивать доски. То же и с Мирами: их Автор вообразил, а уж после создал. Вся разница в том, какими силами и средствами воплощать мечты. У производителя гвоздей, для этого руки, верстаки, станки, прессы. Автору достаточно желания! Но результат, не всегда похож на замысел, согласись. Гвоздики-то вышли с характером.

— И, что… для создания Миров требуется лишь замысел и энергия?

— Ты,

как обычно, очень упрощаешь.

— Но, есть же в Олове люди сильные в энергетическом плане, и они могут создавать миры или мирки?

— Подобья жалкие изображает смертный! — Андрей на миг остановился, но тут же проследовал дальше.

— Но все-таки умеют? Значит, в Олове присутствует такое? Мир в Мире? Какие-то параллельные реальности?

— «Матрешек» ваши наплодили много!

— Например?

— Например, — вмешался Израдец, — Например, сумасшедшие! Те, кто вообразил себя Наполеоном! Или еще кем-нибудь. Их мирки уж точно не похожи на большие, и на Олово в том числе. Вот у кого «своя вселенная» со своими персонажами, бутафорией и действиями. Иногда даже историей. Порой в «наполеонов» превращаются целые страны…

— А еще?

— Любовь рождает кокон превосходный, — подсказал Андрей, — Взаимным чувством создавая мир.

— О, да! — оскалился Израдец, — Очень прочный мир. Милое яичко, из которого черед неделю-другую вылупятся ревность и измена.

— Не вам, рожденным от пороков мира, Высказывать понятья о любви!

— Про любовь понятно, — остановил перебранку Волна, вспоминая светловолосую Веронику, — Но все это как-то… банально, что ли. У нас каждый поэт рассказывает, что «любовь — это целый мир…» и бла-бла-бла! А есть пример поинтереснее?

Брусчатка Площади сменилась проселком. Открылся вид на бескрайние поля: перезрелые тяжелые злаки упали на землю, и пожухлые васильки склонили головы к страдающим колосьям. Слышался легкий треск — это отъевшиеся грызуны лениво растаскивали по норам урожай.

— Вот, повезло мышам в Раю родиться, — не обращаясь ни к кому, пробормотал Андрей, — А счастья своего не сознают…

Где-то вдалеке отсвечивали темные воды бескрайнего моря, чуть в стороне мелькали острые пики гор.

— Зачем здесь пища? — тихо спросил Волна.

— Чтобы есть! — усмехнулся Израдец.

— Но зачем?

— А я знаю, чего вы все время жрете?!! Даже в Меди, среди «любви и счастья», вам необходимо набивать утробу.

— Не слушай! Это вовсе не ответ, — успокоил Андрей, — Не только пищу нам дает пшеница. Дает она красивый внешний вид. Возможность жать, молоть… работать!

— Возможность работать?! — переспросил Алексей.

— А парень-то вовремя откинулся, — закатился Израдец, — Попал в разгар бунта и ни денечка не трудился.

— Не обращай внимания — он бредит. Пытается

запеленать мозги. В его природе ложь и злые мысли, А мы с тобой на правильном пути!

— Почему никто не собирает урожай? — возвратился к пшенице Волна, — Почему запустенье.

— Что хочешь ты от раненного Мира? Перед тобой последствия беды…

* * *

— Куда же делся Леха? — недоумевал Рустам, стараясь не смотреть на полчища врага.

— Наше дело ждать! — ответил Ждан, нервно комкая плечо татарина, — Велено же ждать…

Армии, построившись, застыли. Антип обвел взглядом полки. Воины Большого Ничто снова окаменели корявыми стволами. Харалуги, видимые ему обычными людьми, прогуливаются меж рядами, едва различимые на фоне гигантских монстров. Казаки и ройцы нервно перетаптываются, желая скорейшего решения проблем…

В руках казаков наспех сделанные знамена. На полотнищах традиционно алых и малиновых цветов углем изображен символ Протозанщиков — знак, стилизованный под глаголическую букву «Добро» в окружении пяти планет — символа пяти Миров. Это Ждан выискал в памяти литеру глаголицы, а остальные согласились, что лучшего не найти. У Харалугов в руках-лапах полотнища цвета воронова крыла, без каких-либо символов.

Ополченцы боязливо озираются, страшась и наступившей тишины, и возможных действий. Снова оказавшись в Олове, где многие не были веками, люди растерялись. Исчезло ощущение счастья, пропал боевой задор мятежной Площади. Появились враги, готовые рвать на части. Да и союзники вокруг еще те — кажется, зазеваешься, сожрут.

Палачи и возглавляемая ими стража стоят неподвижными рядами. Смолкли барабаны, безмолвствуют трубы. Руки экзекуторов сложены на груди, серебристые головы повернуты в сторону протозанщиков. Клобуки стражников, наоборот, опущены, взгляды прикованы к земле. Детские лица Беспроторицы взрослыми взглядами осматривают поле предстоящего боя.

Над саврииловцами реют полотнища двух типов: большие золотые стяги в руках Беспроторицы, и серебряные у стражи — по одному возле каждого палача. В полной тишине слышно, как полощутся знамена, развиваясь в порывах бриза.

Антип снова задумался об ушедших товарищах. Как бы уверенно ни рассказывал он о правильности сделанного выбора, самого себя убедить до конца не удалось. Сомнения все настойчивее прорывались наружу, и чем чаще Анти-поэт оглядывал войска, тем меньше оставалось веры…

— А вдруг, правы те, кто ушел? — Антип тихо обратился к Рустаму.

— Сам о том же думаю, — признался в полный голос приятель, — Столько прошли… столько сделали… И где мы теперь? А главное, с кем?!!

— С чертями и бандитами, — громко вздохнул Анти-поэт, привлекая внимание собравшихся.

— А еще с друзьями! — заявил Мартын.

— Еще с казаками! — высоко подняв малиновое знамя, выкрикнул Михаил.

— Еще с простым людом! — громыхнул Ждан, опуская лапищи на плечи друзей.

— Да, все зависит от угла, с которого смотреть, — попытался сумничать Рустам и улыбнулся.