Проверка слуха

Хлебникова Марина Сергеевна

БАЛЛАДА О РЕН КЛОДЕ

Гуляка, задира и мот, любовник отважный! Фамилия — Рен. Имя — Клод. Профессия — бражник. Насмешник, сжимающий рот и дамское сердце! Фамилия — Рен. Имя — Клод. Профессия — герцог. Сбивающий цепи с ворот, где пуля — привратник. Фамилия — Рен. Имя — Клод. Профессия — ратник. Надёжный, как каменный свод, для жаждущей скрыться. Фамилия — Рен. Имя — Клод. Профессия — рыцарь. Фантазии сахарный плод — мой спутник счастливый! Фамилия — Рен. Имя — Клод. Профессия… слива!

ДИАЛОГ

Как вино дорогое тяну этот голос по капле, закрываю глаза и считаю на слух обертоны… Крыша едет, подруга? Твой милый — унылая цапля! И скрипит, как мембрана разбитого вдрызг телефона! Как апрельское солнце мне эта улыбка приятна, и глаза его цвета тумана над утренним морем… Не улыбка — оскал. Не глаза, а свинцовые пятна. Ты совсем одурела, как рабби, молящийся Торе! Я его позову… Позови, не покажется мало… Я его попрошу, чтобы просто он мне улыбнулся… Нет,

я просто рехнусь! Видел дур, но таких — не бывало!.. Ты заткнешься, мерзавец?!! И внутренний голос заткнулся.

ЛОРНЕТ

Поэмка

1.

Из имени нерусского судьба вытягивает нитки… …Галльским утром кричит ле кок. Провинция Бордо готовится к подвязке винограда… Пейзанки хороши. И юный граф, желая сам участвовать в работах, наводит свой рассеянный лорнет на стройный ряд хорошеньких лодыжек. Девицы, не смущаясь, строят глазки, поддергивают юбочки… И граф, уже лорнет от глаз не отнимая, проходит по рядам…

2.

Но через год!.. У графа — сын. Но лишь наполовину. Графин без ручки, полуграфский отпрыск! Не надо подносить его к лицу — граф видит всё в лорнет! Малыш… приятен и, видно, будет боек… Вот забота! Пусть подрастёт. А дальше — в пансион. Учёба у отцов–иезуитов и — с глаз долой! Подальше от лорнета!..

3.

«Мон шер! Вам скоро минет двадцать лет! Вы служите в Париже, но убого, бесперспективно — я бы так сказал!.. Тут ваша мать — мон дьё! — опять просила немного вами поруководить. Я думал целый час — а что, как если попробовать устроиться в России? Хоть гувернёром?.. В этом что-то есть! Москва, не скрою, хуже, чем Париж, но лучше, говорят, чем Гонолулу. Вот деньги на проезд. Вот письма к другу. А вот совет: оставьте этот вздор, который именуется стихами! Займитесь делом и… Пора, прощайте!»

4.

«Мой милый друг! Я вас весьма ценю! Мальчишки так болтают по-французски, что хоть куда! Пора кончать уроки… А жаль, мы к вам привыкли… Но сознайтесь, в именьи нашем вы слегка скучали?..» «Ах, что вы, ваша милость, разве можно?..» — и неотрывно смотрит он в лорнет на стройные лодыжки поселянок, мелькающие в яблочном саду… Девчонки, не смущаясь, строят глазки, поддергивают юбочки, а он…

5.

Ах, Боже мой! Поэмка без конца!.. …Москва шумит за окнами, а где-то шумит Париж… а ты слагаешь вирши, похмельною склоняясь головой на треснувший лорнет — наследство предка…

НЕПРАВИЛЬНЫЙ ВЕНОК СОНЕТОВ УХОДЯЩЕМУ ВЕКУ

1.

Венки сонетов пишутся с конца, — Пусть век толок зерно и плевлы в ступке, Но в форме совершенного кольца Останутся и вехи и поступки. И всё, что, начиналось без любви, И всё, что отмели и окричали, Окончится не Спасом-на-Крови, А Неспасеньем-Духа-на-Печали… Пиши живей, губерния, пиши! Веди учёт колдобинам и кочкам, Подсчитывай земные барыши, Но не спеши в итоге ставить точку: «Забота о спасении души» — В конце концов, классическая строчка

2.

В конце концов, классическая строчка Сама найдёт чеканщика земного. Что было раньше: листья или почка? Что было прежде: Действо или Слово? Загадки малышей всего дороже: Невинен взгляд в заоблачные дали… Пусть яйца учат курицу, так что же? Коль куры сами их не расклевали! Чем век дряхлей, тем реже в нем задиры, Чем старше, тем покладистей овца — Всё меньше сил для славы и для пира, И шея для ношения венца Ослабла. Бог с ним! Лишь бы кончить миром — «Лицом к лицу — не увидать лица»…

3.

«Лицом к лицу — не увидать лица», Не чище ли легенды и преданья? Что толку слать честнейшего гонца В пределы недостроенного зданья? Намечены ступени — нет перил. Пути известны — ноги невед'oмы. Не отыскать загадочный берилл В одном из ста углов большого дома. Когда-нибудь предъявленный купон Оплатится без долгих проволочек… Кто нам родней: Дюпон или Гапон? Дурные мысли лезут ближе к ночи, Но без сомненья: мирный крепкий сон Вернее всех вопросов и отточий…

4.

Вернее всех вопросов и отточий Полет плодовой мушки–дрозофилы. Уйдут в песок среди «иных и прочих» Сегодняшние «–фобы» или «–филы»… В дорожной сумке слишком мало места: Бельё, зубная щётка, пара книжек — «Всегда готов к труду или аресту!» — Пел на Фонтанке умный Чижик–Пыжик Не уберечь от рака руку греку, И лодке не вернуться и не встать, — Оставим же в покое эту реку, Ещё чуть-чуть, а там начнет светать… От срока «ВЕК» дряхлеющему зеку Всего пять лет осталось домотать…

5.

Всего пять лет осталось домотать, Но тем, кто жив — не маленькая йота! Не всё ещё обучены считать, Но ведь на всех и не было расчёта!.. Железо громыхает на ветру… Задуло с юга — добрая примета… Что думать о похмельи на пиру? Не в ветре звуки — звук живёт в предметах… Не откреститься: На — Вухо — Донос — Сор — пыль — престол, возвысивший калеку… Вам мало комментариев и глосс? Сходите в Палестину или Мекку, Сведите всё в один большой донос, И можно подводить итоги веку.

6.

И можно подводить итоги веку, Перетекая в эру Водолея… Что нынешнему нищему ацтеку Иероглифы? О них ли он жалеет? Учите буквы! В мире всё возможно, — Когда ещё дела дойдут до крыши? Пусть нынешняя истина подложна, Но буквы кое-как её опишут. Растенья, птицы, камни, звери, гады, Виденья, населившие тетрадь… И будем мы не «ради» — просто рады Гербарий лет на старости листать, Сумев без сожаленья и досады Освистанное — впредь не освистать.

7.

Освистанное впредь не освистать, Тем тяжелей, чем меньше повод к свисту. Пора бы человечеству устать Делить себя на чистых и нечистых, Но всё идет по кругу. День за днём Печально смотрят в мир глаза Мадонны, Где «гомо», не пресытившись огнём, Заглядывает в бельма Абадонны. Чем кончится? Что делать? Чья вина? Спасёмся или тупо канем в реку? Кто даст ответ: при снятии Руна Овца успела бекнуть или мекнуть? Успеем ли, прессуя времена, Возвышенному дать слегка поблекнуть?..

8.

Возвышенному дать слегка поблекнуть, Творцу порою больно или жалко, Но Вечность есть любовь (по Билли Блейку), Во Времени прошедшая закалку. Пока бои ещё не откипели, Жить в княжествах привычно, но удельно… А купол отражается в купели, И эта совокупность — беспредельна. И всё иное, (если вымыть кисти И в день седьмой потягивать вино), Не более, чем цепь банальных истин: Пределов совершенству не дано, Всегда есть, что исправить и подчистить, Раскрасив чёрно-белое кино…

9.

Раскрасив чёрно-белое кино, Вполне законно жаждать гонорара. Не

за металл бессмертного Гуно, Но если без юродства, то не даром. Работали, копили барахло, Стирали в пыль, творили изваянья… Поэтам в этом веке не везло, Как, впрочем, и в иных: на подаянье Рассчитывать непросто — нищий люд Плодится безнадзорно и без лени. На каждого поэта — сто малют, На каждого пророка — сто каменьев. Попробуй-ка, покуда не собьют, Во всех полутонах найти знаменья!..

10.

Во всех полутонах найти знаменья И выследить тропу добра и зла — Пора гаданья и столоверченья: Каббала — звёзды — магия числа… Ах, этот час разъезда с карнавала! Последний тур по улицам глухим! Все маски смяты… публика устала… И возглашают утро петухи… Шут с Королём прощается без лести, «Достоинство» слетает с Домино, И Дама Пик зевок невольный крестит, И что-то там сияет над страной… Нам повезло — всё это видеть вместе, И оценить, как старое вино.

11.

И оценить, как старое вино, Иронию тщеты и зоркость Босха — Не зрелостью суждений скудных, но Всей робостью вкусившего подростка. Он верит в наказанье за грехи, Но хмель тысячелетнего напитка Уже в крови. Сосуду быть сухим! Коль взялся — пей! Не пить — пустая пытка. Так женщина, способная пленять, Не держит впрок завидного уменья… Сосуд хорош — и не на что пенять, Лишь разгадай в шараде сотворенья, Как удается в нём соединять И серы вкус и ангельское пенье?..

12.

И серы вкус, и ангельское пенье В волшебном горле мальчика из хора… Он третий справа — странное растенье — Тщедушный отпрыск «барышни» и вора. Что дали гениальному уроду Ночная моль и сумеречный бражник? «Причудливо тасуется колода», — Сказал один острожник. Или стражник. Ах, всё равно! Не встреченный — так встречный! Цепь тянется, к звену куют звено… В Молочный Путь — Молчальный — или Млечный — Готовясь, надо помнить об одном: Открыть все окна — выдуть пыль беспечно — И не забыть добытое Руно.

13.

«И не забыть: добытое Руно, Китайский веер, зонтики для дачи, Пять пар чулок, льняное полотно И что-нибудь такое — от Версаче…» Шпаргалка для мужей. О, древний грек! Ты волен был в пределах Ойкумены, А ведь ворчал: «Какой развратный век! В портах жульё! Нигде нет честной мены!» Какое там столетье на дворе — Не выяснишь по вечным изреченьям. Пусть многое рассеется в дыре Немерянной, но чуждое забвенья Останется, как муха в янтаре, В навечно остановленном мгновеньи.

14.

В навечно остановленном мгновеньи Покой и буря равно безопасны: Любовь без боли, горе без мученья ОСТРАНЕНЫ — и выглядят прекрасно. Жизнь отгорчила — к чёрту огорченья! Чернила на исходе… ночь на сломе… И что б не петь о месяца свеченьи? О пастушках и лютиках в соломе? Нет! Хочется поумничать в предмете Поэзии: «Мол, в звуке бубенца Есть тайных смысл!..» Но знают даже дети, Что не природа — заданность скопца Виновна в том, что все на этом свете Венки сонетов пишутся с конца!

15.

Венки сонетов пишутся с конца: В конце концов, классическая строчка «Лицом к лицу — не увидать лица» Вернее всех вопросов и отточий Всего пять лет осталось домотать, И можно подводить итоги веку: Освистанное впредь не освистать, Возвышенному дать слегка поблекнуть, Раскрасив чёрно-белое кино, Во всех полутонах найти знаменья, И оценить, как старое вино, И серы вкус, и ангельское пенье, И не забыть добытое Руно В навечно остановленном мгновеньи.

* * *

В ночь, как в плащ усталый путник, Завернулся город — кокон… Свет фонарный ломкий, чуткий Лёгким бликом лег на окна… Дня ушедшего пружина В недомолвках и причинах, Лица, лики и личины — В зазеркальях, в заоконьях — Вне закона и в законе… Город — кокон дремлет чинно, Что ж не спится мне, личинке?..

* * *

Белый лист чист и гол, Гол и чист белый стол. Белый свет стар и сед, Видел все белый свет. Видел все белый лист — Чист бывал и нечист, Молчалив и речист — Все стерпел белый лист. Видел Ветхий Завет, Видел кляуз букет, Вязь бухгалтерских смет И Шекспира сонет… Тянет ноту кларнет, А ответа все нет: Мне садится за стол? Он пока чист и гол Что вписать в белый лист? Он пока гол и чист…

Я ПУШКИНА СЫНУ ЧИТАЮ

Нет света, а сумрак все круче, Дымит на столе шандал, Его Величество Случай Сегодня мне руку дал. В дрожащем неверном свете Играет волшебный мир: Людмила попала в сети… Тоскует младой Ратмир… Коварный Фарлаф крадется… Руслан горячит коня… Я знаю — всё обойдется, Но рядом, обняв меня, Что силы есть, сжав кулачишки, Боясь лишний раз вдохнуть, Впервые ушел сынишка С Русланом в нелёгкий путь. Свеча незаметно тает, Ночная взошла звезда… Я Пушкина сыну читаю Сегодня — и навсегда.

* * *

Калейдоскопная жизнь — маята и круженье, А суть неизменна, меняется лишь отраженье: В десятке стекляшек все Гоголи, Гегели, Канты… Десяток стекляшек в бессчётности вариантов… Цветные осколки плетут разноцветные судьбы, Творцов и ничтожеств равняя единою сутью, И в недрах зеркальных рождается вечность из мути: Мы люди, мы люди, вы слышите, люди — мы ЛЮДИ! Как было бы просто презренье сменить на прозренье, — Ведь суть неизменна, меняется лишь отраженье…

* * *

Чёрной шалью с душными кистями Август бросил ночь мне на плечо, Щедро звезды высыпал горстями И луну привесил на крючок. Замерли дневных напевов струны, Тишина на Кинбурнской косе, На плоту из тонких нитей лунных Я плыву по звездной полосе. Я плыву, а море тихо дышит, Терпким йодом мне щекочет нос, И боками теплыми колышет, Светлячков вплетая в прядь волос… Всё сместилось, всё перевернулось, И боюсь я волшебство спугнуть: То ли небо в море окунулось, То ли море лижет Млечный Путь…

* * *

Вечерний бриз причёсывает скверы, Дневные раны лечит терпким йодом, Вечерний бриз — всего лишь полумера: В июльской топке краткосрочный отдых. Вечерний бриз петляет по бульварам, На стенах сушит легкие ладони, Следы сметает с пыльных тротуаров И влажно мой целует подоконник. Вечерний бриз не свищет и не злится, Течёт водой прохладной из баклаги, И будто бы боясь навек проститься, Строкою замирает на бумаге…

* * *

Ну, что мне поля — горожанке в шестом поколеньи? Ну, что мне дрозды, если путаю их с соловьём? К мощенному плену привыкнув ещё до рожденья, на мир я смотрю сквозь привычный оконный проём. В деревне я — гость, ошалевший от запахов дыма, от трав, петухов, необычно густой тишины, от ягодных мест и от хлеба ручного замеса, и свежих ветров, уносящих печные дымы… Прости мне, деревня! Приемлю любые резоны: начало, источник, основа, целебный родник!.. Но я — Робинзон. И, как всяческие робинзоны, я паруса жду — каждый день, каждый час, каждый миг!