Проверка слуха

Хлебникова Марина Сергеевна

* * *

А когда-нибудь это случится: остынет рука над усталым листом, на которым ни буквы, ни точки, и уйдут навсегда маятливые заморочки, и копеечный «преф» обратится в рублевого «дурака»… А когда-нибудь это случится: я стану собой, ужаснусь, как в холерном бараке, увидев двойницу!.. …Мой рублевый «дурак», отстрелявшись, посмотрит в бойницу — воплощением скорби с прикушенной нижней губой…

АЛЕКСАНДР БЛОК

Твой образ сохраняется, как

термин, как платье из парчи, но не по моде, как генофонд, как эллинские термы, как средство от возможного бесплодья, как светотень в отсутствии предмета — не долевая нить, не даль, не дольник, скорей, примета. Примета. Примечание. Пример. Острастка заподозренным в крамоле. Последний шанс. Поимка ветра в поле венком из вер… Изверившись, иззябнув, изменив не всё, но всем — себе, всему содомству, я отыщу тебя, и не спросив, возобновлю знакомство.

* * *

Тонкорунные овцы укрыли луга, и не считано стадо бычачье… Не нужда дует в парус походный — нудьга — от пиров, бабских сплетен и плача. Лишь в проливах, смиряя теченье веслом, взрезав темень Эвксинского Понта, можно мельком подумать: «На кой понесло?.. За Руном? Или просто — для понта?..» И не поздно — недельку всего покорпев — воротится по норам, по сотам… Но уже у поэта сложился запев, и его подводит неохота…

ЛИТЕРАТУРНЫЙ ПРОЦЕСС

Прошу сюда. Садитесь на диван. С одетыми, простите, не резона. Кто следующий?.. Это ваша зона?.. А вот моя. Мерси. Здесь нету ванн. Здесь кабинет — вы что, не усекли? Работа, так сказать. Подбор резерва. А муж причём?.. Ну, что мне ваши нервы?.. Показывайте, что вы принесли. Так… слабовато… уровень не тот… А ножки ничего и ротик смелый… Ах, ты коза!.. Ну, ладно — этот белый стишок возьму, а больше не пойдёт. До скорого. …Любимая, алло!.. Нет. Здесь работы часиков на восемь. Не жди. Ложись. Какие, к чёрту, гости?! Сейчас! Всё брошу! Вышли помело! Работа говорю… Не будь же дурой!.. Меня ждут люди. Не хандри, мой свет!.. Рождается в слезах литература, и к ней приставлен повивальный дед.

* * *

Не стоит войны и труда плетенье словесного хлама… Опять на носу холода, опять отупенье от срама, и как не держись молодцом, придётся тайком докумекать, что пахнет летальным концом не света — так века… Глазами бездомных котят следим, как под звуки Делиба задумчивым клином летят в ночи кистепёрые Рыбы… Живём ожиданьем суда, себя посторонне жалея… Вот так. На носу холода. И век Водолея.

ГИЗА

Глядит верблюд брезгливо на своего погонщика — убогое двуногое, ни одного горба! Погонщик тоже кривится — ну, что за морда глупая? Как будто молью траченный горбатый мой урод! Но где-то там под веками такая нежность прячется, что ясно даже олуху: любовь — она и в Африке, и в Азии — любовь…

* * *

Ах,

если б лошадь мне тогда, я б донеслась до переправы!.. Но от копыт отвыкли травы… Ах, если б лошадь мне тогда!.. Ах, если б выстрел за спиной, да окрик слева, посвист справа я б добралась до переправы!.. Ах, если б выстрел за спиной!.. Ах, если б песню кто сказал — хоть потихоньку, хоть без слуха, я б собралась с последним духом и доползла на голоса… Ах, если б быть в своем уме — но это мне не угрожает!.. Гуд бай! — всем тем, кто добежали. Привет! — всем тем, что не сумел…

* * *

Замшевый зайчик, косивший глазами на Запад, всё позади — ты упрыгал на звук и на запах. Без тормозов — в обживанье заморских законов: зомби на зомби, а, в общем-то, зона на зону… Замшевый зайчик, прижухший в степях Аризоны, ради грядущих зайчат — по квартиркам казённым, в бледных речах не сумевший уйти от акцента, я на тебя не поставлю ни гривны, ни цента, ты у меня не займешь навсегда — до получки… God же с тобой! Там, и правда, сытней и получше… Бог же со мной! — несошедшей с привычного круга… Где ты, мой зайчик? Давнишняя, в общем, подруга.

* * *

«Мне скучно, бес…»

А. С. Пушкин

Когда-нибудь, сорвав звезду с небес, светившую беспечно и послушно, придет сознанье — скучно стало без, но ведь и с нею тоже было скучно. Срыванье звезд — пленительный процесс, как миг любви — стремительный и душный, когда б не знать, что скучно будет без, как, впрочем, и дотоле было скучно.

ВАЦЛАВ НИЖИНСКИЙ

Если дело «табак», то вирджинский, — нынче кейсом зовется сума. Объясните мне, Вацлав Нижинский, отчего вы сходили с ума? Отчего в ароматном Париже, где летели на «бис» антраша, становились чем дальше, тем ближе, и от тела бежала душа? Отчего эту Мекку и муку, этот бред, где не сыщешь концов, не сморгнули, и пулю–разлуку кротко приняли прямо в лицо? Объясните!.. А впрочем, не срочно… …Тень Петрушки в сплетеньи тенет… Есть вирджинский табак — это точно. А Парижа с Вирджинией нет.

* * *

Если б я была солдатом, то, наверно, пехотинцем, потому что в этой жизни я, конечно, пешеход. Я хожу за тем и этим, на работу и с работы, в магазины и химчистку, и в субботу на пленэр. Если б я была артистом, то, наверно, акробатом, потому что в этой жизни так приходится скакать! Я скачу за тем и этим, на работу и с работы, в магазины и химчистку, и в субботу на пленэр. Там, на фоне разнотравья я рисую акробата, акробата в желтых блёстках с серой скаткой на плече. У него в руках лопатка, он способен окопаться, где угодно за секунду, если знает, что дают. Я вернусь домой с пленэра, газ зажгу, поставлю чайник, и свое произведенье к стенке кнопкой прикреплю. Сын заметит: «Этот клоун на тебя похож, ей–богу!» Ну, конечно, это клоун! Вот, что значит — детский взгляд!