Провидец
Шрифт:
– Хотя для обвинения имеются уже веские улики, - сказал он в заключение, - но было бы весьма желательно, чтобы преступники сами рассказали подробности совершенного ими убийства, чтобы австрийский посол убедился, что арестованные действительно настоящие преступники, о чем посол торопится дать знать в Вену.
Учитывая все эти обстоятельства, Фёдор Михайлович решил применить недозволенный прием - так напугать преступника, чтобы он вынужден был сознаться. С этим намерением он и приступил к допросу, взяв меня ассистентом.
По характеру эти два
Гурий Шишков, крестьянин по происхождению, ничем не отличался от преступников такого типа из простолюдинов. Мужик по виду и по манерам, он был чрезвычайно угрюм и молчалив. Таких крайне тяжело спрашивать.
Товарищ его, Петр Жданов, напротив, шальной и словоохотчивый. Не единожды привлекался, стало быть, как никак положение свое знает. Он показался нам более развитым и более способным к решительному порыву, чем Шишков, если задеть его самолюбие, эту слабую струнку всех, даже самых закоренелых преступников. Однако, быть с ним надобно крайне осторожным в выражениях.
– Пётр, вы вот не сознаетесь в преступлении, хотя против вас налицо много веских улик, - так начал свой допрос Купцов, - Теперь скажите мне: неужели Вы, человек бывалый, до сих пор не отдали себе отчета и не уяснили себе, по какому случаю возле вас крутится столько высокопоставленных лиц?
– Мне почем знать, - отвечал тот, – Красив я может.
– Всё шутковать изволите, а между тем, собрались они тут, чтобы Вас, за убийство судить военным судом, с применением полевых военных законов. Знаете, чем это пахнет?
– не спуская глаз со Жданова, с ударением сказал Купцов.
– Таких законов нет, чтобы за простое убийство судить военным судом, да я и не убивал, значит, меня не за что ни вешать, ни расстреливать! Так что не гони, господин начальник, - ответил Пётр.
– То есть как не за что? – картинно удивился Фёдор Михайлович, - Там сейчас Шишков соловьем распевается, мол Вы в дом заходили. Стало быть, и руки у Вас по локоть в крови.
– Пускай бы даже и заходил. Это совершенно не значит, что убивал.
– Кому до этого есть дело, когда бумага на руках? К тому же, это не простое убийство. Вы забываете, что князь Аренсберг состоял в России австрийским политическим послом, поэтому Австрия требует, подозревая политическую цель убийства, военного полевого суда для главного виновника преступления. А это, как вы сами знаете, равносильно смертной казни. У судей интерес скорее дело закрыть да отчитаться. Смотрите сами. Лично я не верю, что вы душегуб. Вор – несомненно. Убийца? Нет. Оттого, я вас хотел предупредить, чтобы вы спасали свою голову, покуда еще есть время. Справедливости жажду.
– Брешете вы все. Я ничего не могу сказать, отпустите меня спать, – потребовал Жданов.
– Как знаете, - сказал Купцов, поднимаясь со стула, - Шишков ваш, дуб дубом, однако, сразу смекнул во что вляпался. Теперича спасается всеми средствами. Прощайте.
На этом допрос закончился. Ощутимого результата он не дал, но я видел, что страх запал в его
На следующий день, в шестом часу утра, я был разбужен дежурным чиновником, который сообщил что Жданов желает видеть Купцова, и мы вместе отправились в допросную комнату.
– Скажите, когда будет этот суд, чтобы успеть кое - что порешать, - проговорил Жданов, и по голосу его я сразу понял, что не для распоряжений ему это надо знать, а для того, чтобы выведать у Купцова подробности.
– Суд назначен на завтра, а сегодня идут приготовления на Императорской площади для исполнения казни. Вы знаете какие. На это уйдет целый день.
– Ну, так, значит, тут уж ничем не поможешь. Проклятье. Что же так быстро то?
– с нескрываемым волнением проговорил Петруша.
Фёдор Михайлович поспешил успокоить его, сказав, дескать отдалить день суда и даже, может быть, изменить его на гражданский зависит от него самого.
– Как так?
– с дрожью в голосе спросил тот.
– Всё просто. Сознайтесь, расскажите все подробно, и я немедленно дам знать, кому следует, о приостановке суда. А там, если откроется, что убийство князя произошло не с политической целью, а лишь ради ограбления, то дело пойдет в гражданский суд, и за ваше искреннее признание присяжные смягчат наказание, - закончил Купцов равнодушным тоном.
Эффект от такого заявления превзошел все ожидания: Жданов покраснел, потом побледнел.
– Надо обмозговать, - вдруг сказал он, - Нельзя ли водки или коньяку?
– Отчего же, выпейте, коли хотите подкрепиться, однако не теряйте времени, мне некогда, – ответил Купцов.
Я же велел подать коньяку.
– А вы остановите распоряжение о суде?
– переспросил Жданов.
– Даю слово, - ответил Фёдор Михайлович.
Выпив, Жданов, как бы собравшись с духом, произнес:
– Всё расскажу. Виноваты мы действительно. Только не в убийстве.
Вот как обстояло дело.
Накануне преступления Шишков, служивший ранее у князя Аренсберга, зашел в дом, где жил князь, в дворницкую.
– Здравствуй, Гурьян, как можешь?
– проговорил дворник, здороваясь с вошедшим.
– Князя бы увидать, - как-то неопределенно произнес Гурий, глядя в сторону.
– В это время он не бывает дома, заходи утром. А на что тебе князь?
– спросил дворник.
– Расчетец бы надо получить, - ответил парень.
– Ну, да другой раз зайду. Прощай, Петрович.
С этими словами пришедший отворил дверь дворницкой, не оборачиваясь, вышел со двора. У витрины фруктового магазина он начал оглядываться по сторонам, как бы поджидая кого-то. Ждать пришлось недолго. К нему подошел товарищ - это был Жданов, - и они вместе пошли по Знаменской.
– Ну, как?
– Все по-старому. Там же проживает и дома не обедает, - проговорил Гурий Шишков.
– Так завтра, как мы распланировали: на том же месте, где сегодня. Пойду, доложу Егору.
– Не замешкайтесь. Как к вечерне зазвонят, будьте тут, - проговорил тихим голосом Шишков.