Провидение
Шрифт:
– Вы в порядке, мсье? Вы еще с нами, а? – беспрестанно повторял высокий чернокожий санитар напротив меня. – Давайте, говорите что-нибудь, надо оставаться в сознании.
Мне было так холодно, я чувствовал себя так плохо, таким уставшим, измочаленным, и не понимал, то ли это мое тело заставляет меня так мучиться, то ли, скорее, мое эго и душа.
– Думаете, это серьезно?
– Нет, – ответил санитар. – Вообще-то я совсем ничего не думаю. Вы все-таки потеряли сознание в приемном покое «Скорой помощи». Но вам уже лучше, да? Это как-то связано со взрывом?
– Никак. Я упал с велосипеда.
В его взгляде промелькнуло разочарование. Конечно, возиться
– Это я из-за ран на вашей голове… Осколки стекла – это же классика, когда окна выбивает взрывной волной, они втыкаются повсюду, в голову тоже… В общем, значит, это не ваш случай…
Он вздохнул и призвал меня в свидетели:
– Вы хотя бы представляете? Встали себе люди сегодня утром, спокойно выпили кофе, привели себя в порядок, может, даже насвистывали или думали о фильме, на который хотели пойти в эти выходные, спустились в метро, доехали до работы, уселись за своим столом, как и каждый день, открыли свои папки, и тут – бум!
Да, представляю. Я тоже встал сегодня утром, чувствуя себя в полной форме, я был влюблен, готовился сделать предложение своей возлюбленной, съел превосходного омара на завтрак, занялся любовью за кофе, потом оседлал велосипед, столкнулся с собакой и – бум! Моя жизнь полетела к чертям.
Ладно, я не погиб. Всего лишь невидимая сторона сердца перестала биться. Зачем, Либби? Зачем было мне лгать? Ты вовсе не была обязана разыгрывать из себя ревнивицу или безоговорочно влюбленную. Если бы ты была искренней с самого начала, мы смогли бы полюбить друг друга как-нибудь по-другому, не приплетая сюда будущее. Но тебе этого было недостаточно. Ты хотела полностью обладать мной, каковы бы ни были последствия. Тебе плевать на других. Впрочем, я отнюдь не первый, о, нет. И до меня в твоем списке были многочисленные жертвы, и отнюдь не ничтожные. Они тоже поверили в твою честность, прежде чем узнали, что уже не интересны тебе, что обмануты, заменены, отодвинуты в сторону, выброшены и незаметно исчезли, без шума, ничего не требуя, не развязывая войну.
Я согрешил из гордыни. Ты сказала, что со мной все по-другому. Что я другой. Сказала, что предыдущие не дотягивали до моего уровня. Что они сами виноваты, потому что оказались не способны тебя удержать. Тебе удалось внушить мне, что я был единственным, кто по-настоящему что-то для тебя значил, что рядом со мной даже владыка мира показался бы пресным и неинтересным – ты так и сказала. И я оказался так глуп. Так жалок. Хотя мог бы догадаться. Ведь были доказательства. Наглядные свидетельства. Твоя любовь к деньгам, к комфорту. Твоя манера добиваться всего, никогда ничего не давая взамен. Тебе бы лицедейкой быть, Либби. Никто, кроме тебя, не умеет так хорошо изображать искренность. Никто другой, кроме тебя, не умеет так обещать. Будущее с тобой перехлестывает через край, вот в этом твоя сильная сторона: тем, кто боится пустоты, ты живописуешь царство, откуда скука навсегда изгнана.
Я тебе поверил. Обожал тебя. Захваливал. Боготворил. Воображал нас мужем и женой. Воображал нас старичками: ты и я, идеальная пара. Я думал, что нашел ответ на все свои вопросы. Я жил, узнавал, пытался что-то постичь, только чтобы прийти к тебе. Все мои предыдущие влюбленности были всего лишь черновиками, ты стала шедевром.
Отныне я знаю, что все это было не более чем иллюзией, проекцией, фантазией. Мы никогда не были парой. Ты живешь только настоящим. Ты берешь. Воруешь. Поглощаешь.
Но ты заставляешь умолкнуть этот тихий голосок: там будет видно. Дескать, ты еще подумаешь. И отодвигаешь срок платежа, снова принимаешься за свои интриги. Но ты ошиблась. Только что потеряла хорошую лошадку. Через год или через пять, десять лет однажды ничем не примечательным утром ты посмотришь вокруг себя и обнаружишь пустыню. Бум. Твоя жизнь тоже взорвется, Либби.
– Нашелся доктор, чтобы вас осмотреть, – объявил санитар, въезжая в небольшое помещение. – А я тем временем промою вам раны. Этот красивый молодой человек – ваш сын?
– Нет, – сказал голосок Поло, – я просто знакомый.
Я с трудом повернул голову. Он стоял рядом, скрестив руки, серьезный, как Папа Римский. Глупо, но при виде этого мальчугана мне полегчало.
– Что ты здесь делаешь, Поло? Ты ведь должен быть со своей мамой?
– Она говорит с журналистом.
Он указал подбородком на санитара.
– Это я его позвал, когда увидел, что у вас дело пошло слишком круто.
– Позвал – слабовато сказано, – уточнил санитар. – Он меня нашел в общем приемном покое и дотащил до отделения «Скорой помощи». Хваткий мальчуган. Упрямый. Я и подумал, что это ваш.
– Мне так не повезло.
Я посмотрел на Поло.
– Твой отец очень бы тобой гордился.
– У меня нет отца, – отозвался Поло.
Он отвернулся к стене. Ну и кретин же ты, Том. Вечно попадаешь впросак, где только можно. Надо сказать, что жизнь довольно плохо устроена. Этот замечательный малыш растет без отца, а у меня есть сын, никчемный оболтус двадцати семи лет, который общается со мной только ради того, чтобы заполучить приглашение на Каннский фестиваль или представить мне счета для оплаты.
Я частично несу за это ответственность: насколько помню, я с самого раннего детства чудовищно его баловал. Хуже того, позволил его матери сделать из него тряпку. Под предлогом защиты она сознательно оберегала его от любого усилия. Быть может, желая забыть, что мы с ней отдалялись друг от друга с каждым годом, она и замкнулась с Натаном в непроницаемом пузыре, чуть ли не слилась с ним воедино. В результате, перебрав вагоны частных преподавателей, на которых ушла уйма денег, но так и не сдав экзамены на бакалавра, мой сын теперь либо валяется на диване, либо кутит в модных ночных кабаках, где бутылку шампанского продают по цене скутера. Это меня бесит: ну можно ли, под тем предлогом, что живешь в роскоши, ни черта не делать? Иногда я в приступе раздражения звоню ему и пытаюсь растормошить: Натан, пора подумать о своем будущем.
Но он не позволяет мне вывести себя из равновесия. Утверждает, что работает больше, чем я думаю.
– Что я хочу, так это поднять свое дело. Ночной клуб. Есть такая мыслишка.
Потом, через какое-то время:
– Ладно, не вышло. Хочу открыть свою фирму, заняться недвижимостью. У меня уже и клиенты есть.
Еще позже:
– На самом деле у меня суперплан с другом из Китая. Недорогие авторские украшения.
Всякий раз он этим пользуется, чтобы вытягивать у меня деньги. И я всякий раз плачу. Иногда немного спорю. Но тогда: