Провинциал. Книга 8
Шрифт:
Хоть у Овечкина и было совершенно похоронное настроение, но и он, глядя на эту козочку с некоторой завистью подумал, что старый деляга, расположившийся в кресле напротив, продолжает брать от жизни всё, до чего может дотянуться.
И до упругой попки этой феечки, да и до прочих выпуклостей её фигуры он, скорее всего, дотягивался с завидной регулярностью. По крайней мере, те взгляды, которые шустрая шалунья бросала на своего босса из-под чёлки, это неопровержимо подтверждали.
— Виски, герр Олаф, — пропела ангельским голоском феечка. В её руках был
— Это нашему гостю, — Сирота кивнул в сторону Овечкина, думая, между тем, что переводить дорогостоящий напиток на этого лузера — это неоправданные траты. Всё равно Овечкин плохо кончит.
Овечкин же, увидев большую бутыль с любимым пойлом, заметно оживился, заулыбался и начал нетерпеливо ёрзать в кресле, не в силах дождаться, когда девушка в строгом чёрном наряде поставит перед ним свой волшебный подносик.
Он настолько преобразился и забыл о своей депрессии, что даже попробовал хлопнуть девчонку по упругим ягодицам, но та, словно чувствуя это, неожиданно вильнула бёдрами, и в последний момент убрала свою подтянутую задюшку с траектории, по которой пронеслась растопыренная пятерня Овечкина.
Ещё раз стрельнув глазками в довольно улыбающегося хозяина, она удалилась из кабинета.
— Ну, ты готов говорить то? Или мне подождать, пока нальёшь? — Сирота явно издевался над гостем. Но тот, похоже, просто не обратил на это внимания, так как был занят действительно важным делом. Он наливал в свой стакан янтарный напиток, и ноздри его трепетали с вожделением, уловив характерный запах этой элитной выпивки.
— Герр Олаф, — Сирота хмыкнул, отметив про себя, что на этот раз Овечкин таки обратился к нему правильно, — демократы явно недовольны тем, что мне пока не удалось ни одно из мероприятий, направленных на постановку под контроль имущества пропавших Антоновых.
— А, в чём это их недовольство проявляется? — поинтересовался его собеседник.
Начнём с того, — неуверенно произнёс Пётр Сергеевич, — что представители Шестой службы стали общаться со мной, всем своим видом показывая, что это им никакого удовольствия не доставляет…
— А что, раньше они делали вид, что испытывают оргазм от того, что им довелось поговорить с тобою? — хихикнул Сирота.
— Ну, не так, конечно, — замялся Овечкин, — но, всё-таки, у меня в процессе разговора с представителями службы не возникало чувства, что они явно тяготятся этим разговором.
— Ну, это слишком как-то незначительно, — Павел Григорьевич покрутил пальцами в воздухе, — а ещё что? Может быть, финансирование урезали, и ты теперь ходишь побираться на паперть местной протестантской церкви? — Тон у него был откровенно издевательским, но Овечкин и это проглотил — слишком уж он сейчас неуверенно себя чувствовал.
— Нет, слава Богу, финансирование продолжает поступать в прежних объёмах, — Овечкин чуть не поперхнулся виски — так его задели предположения собеседника, и тон, каким они были высказаны.
—
— Есть повод для беспокойства, — вдруг обречённо выдал Пётр Сергеевич. Прозвучало это трагично, с эдаким надрывом.
— И что же это за повод-то такой? — голосом, который буквально сочился презрением к потерявшему контроль над собой подельнику осведомился Сирота.
— Они слежку за мной установили, — пояснил Овечкин всё так же трагично, — они мне не доверяют.
— Та-а-ак, а с этого места давай по подробнее, — уже совершенно серьёзно произнёс хозяин.
Гость сделал большой глоток из своего стакана, глубоко затянулся сигарой, словно в последний раз, и начал вещать:
— Уже, наверное, с месяц, я замечаю нескольких человек, которые непрестанно крутятся около меня, сопровождая, буквально, всюду.
— Ага, а ты пытался задавать вопросы куратору? — Сирота хотел прояснить ситуацию, так как наличие слежки его не обрадовало совсем. И не факт, что следят только за Овечкиным. Надо проверить, не крутятся ли подозрительные личности и вокруг его уютной норки…
— Я спрашивал его… — пробормотал Овечкин, заворожено глядя в стакан.
— И что? — Павел Григорьевич начал ощутимо нервничать, что и выразилось в его следующих словах:
— Ну не молчи, говори, — он даже хлопнул ладонью по столешнице, — а то сейчас прикажу выпивку унести.
Угроза возымела своё действие. Овечкин тряхнул головой и оторвался от созерцания остатков виски, плещущихся на донышке стакана.
— Он сказал, что никто за мной не следит, — жалобно проныл Овечкин.
Некогда сильный, жёсткий и беспощадный делец сейчас напоминал опустившегося бомжа. Вот что значит зависеть от доброй воли представителей Шестой службы.
Овечкина подкосило именно то, что относительно порядочности этих господ у него никаких иллюзий не было. И он прекрасно понимал, что как только надобность в его услугах отпадёт, то сотрудники Шестой службы в лучшем случае просто забудут о его существовании. А в худшем случае — подставят на последок, чтобы получить свой последний профит от ставшего бросовым, актива.
Но деваться ему было решительно некуда, а потому он и лез из кожи вон, стараясь убедить этих хладнокровных джентльменов в том, что он ещё может принести какую-то пользу. Хотя, сам, признаться, в этом уже здорово сомневался.
— Ага, — Сирота пристально посмотрел на пригорюнившегося Овечкина, — значит, так и сказал, что, мол, никто не следит?
— Да, — обречённо ответил Пётр Сергеевич.
— А тех парней, что тебя охраняют, отозвали, что ли? — продолжал наседать Павел Григорьевич