Провинциал. Книга 8
Шрифт:
— А чем такая спешка вызвана? — поинтересовался Прокопьич, сноровисто закидывая в рот толстенький пластик ветчины.
— Честно говоря, — начал я, — причина несколько иррациональная, — Семён с интересом оторвал глаза от блюда с мясной нарезкой и в ожидании продолжения моей фразы пристально на меня уставился, даже жевать стал немного медленнее, — у меня нарастает ощущение того, что нам следует поторопиться с реализацией запланированного нами ранее перемещения основных производств рода, не связанных с добычей меркоксита, в метрополию.
— Ха, —
— Скоро нами заинтересуются, — высказал я очевидную вещь.
— Кто? — недобро прищурился Семён.
— А все, — вздохнул я, — все, кто ощутит, что наша деятельность нарушает их планы…
— Это у нас война со всей галактикой намечается, так что ли? — хохотнул Семён.
— Ну, не так уж всё и плохо, не сгущай краски, — я рассмеялся, и, пользуясь тем. Что собеседник немного отвлёкся на осмысление мною сказанного, подтянул блюдо с мясом к себе поближе, — Российская Империя будет на нашей стороне мушки…
— А все остальные, стало быть, будет с другой её стороны?
— Считаю твой вопрос риторическим, — ухмыльнулся я, — так что да, против нас будут все, и только Империя будет блюсти наши интересы. Разумеется, имперское чиновничество будет пытаться наложить лапу на всё, до чего мы им дадим дотянуться, но мы работаем и будем работать в интересах государства, а потому государство будет нас защищать.
— То есть, ты считаешь, что на Цекко нас могут попробовать просто грубой силой задавить? — Семён стал несколько серьёзнее, так как нарисованная мною перспектива развития событий его не сильно вдохновляла.
— Совершенно верно, — подтвердил я, — и как только Шестая служба получит известия о том, что господин Овечкин тю-тю, то они начнут этот факт осмысливать. И неизбежно придут к выводу, что это либо имперские спецслужбы сработали, либо, напрямую, мы сами…
— Ну это же не повод для вооружённого нападения на Имперскую колонию, — удивился Семён, — это же фактическое объявление войны получается…
— Ну, нападение можно организовать и под чужим флагом, — возразил я, — этим ребятишкам не привыкать, им есть, кого натравить и кого не особенно жалко. Так что о войне речи пока не идёт. Но нам-то, как ты понимаешь, от этого нисколечко не легче. Ударят то, в первую очередь по нам и нашим объектам.
— Это понятно, — теперь уже и Семён глубоко задумался, — но мне кажется, что это будет какая-то не совсем адекватная реакция на исчезновение такой, в общем-то, мелочи, по масштабам Шестой службы, как какой-то там Овенчкин. Подумаешь, смахнули с доски пешку…
— Не совсем так, — возразил я, — Демократы не дураки. Да, они подлецы, циники, людоеды… Но они отнюдь не дураки. И, немного поразмыслив над ситуацией придут к неизбежному выводу о том, что мы начали сопротивляться их попыткам нас задавить по тихому.
— То есть, устранение Овечкина, который работал именно против нас, то есть рода Антоновых непосредственно, — Семён задумчиво отхлебнул вина, прикрыл глаза, отвалившись
— И не только, Семён, не только, — я последовал примеру Семёна и тоже сделал большой глоток из бокала, имея свой целью слегка промочить горло, — поставь себя на место председателя комиссии по расследованию этого происшествия… Что тебя в первую очередь сильно так озадачит?
Семён на минуту прикрыл глаза. Вероятно, он примеривал на себя роль этого самого председателя комиссии, которая пыталась установить, как это вопиющее событие вообще могло произойти там, где ничего подобного до сих пор не происходило.
А то, что именно на Нью-Пуэрто-Рико паслись проворовавшиеся российские чиновники и бизнесмены, которым хватило ума вовремя унести ноги из российской юрисдикции, вовсе не секрет. И вся эта шушера до вчерашнего дня чувствовала себя вполне вольготно, считая, что уж сюда-то рука имперского правосудия за ними не дотянется. А тут, на тебе… Как говорится, приплыли…
— Для следователей это дело будет выглядеть весьма странно, — Семён наконец открыл глаза и начал излагать, — в том, как провернули сам захват, всё, конечно, ясно. Пробрались в клуб, пользуясь тем, что охрана на службу откровенно положила болт, пустили газ. Дождались, пока всех эта забористая химия одолеет, а дождавшись, завернули тело Петра Сергеевича в клубный ковёр… А вот дальше — вопрос, — тут Семён хитро так на меня посмотрел, ожидая, что я спрошу, какой именно вопрос он имеет ввиду.
А я сделал вид, что не понял этой его подначки, и промолчал. Надо сказать, что промолчал я не только потому, что не повёлся, а ещё и потому, что мой рот в этот момент был набит бужениной, которую я как раз активно жевал, чтобы подготовить свой речевой аппарат к ответной реплике. И, как видите, не успевал.
Пришлось этот вопрос Семёну самому озвучивать:
— То, что Овечкина для транспортировки завернули в ковёр, выяснили по факту одновременного исчезновения, как потерпевшего, так и одного из ковров, лежавших в бильярдной, — Семён ухмыльнулся, видимо, представляя себе озабоченные физиономии следователей, — только вот никто подозрительный из клуба, ни с ковром, ни без ковра не выходил.
— А о чём это может говорить? — задал я, наконец, вопрос.
Правда не тот, которого Семён от меня ожидал, хе-хе.
— А вот хрен его знает, — ответил Прокопьич, который действительно вошёл в образ следователя, — куда делись похитители вместе с похищенным… В общем тайна сия велика есть… Вокруг камер-то по-натыкано, мама не горюй, — ухмыльнулся он, прочувствовав нелепость и необъяснимость ситуации, — как всякие посторонние люди входили в клуб, можно по их записям выявить, а вот куда они из клуба делись… Тут камеры уже никак не помогут, так как оттуда никто не выходил. Вообще никто.