Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере

Издание осуществлено при финансовой поддержке Американского совета научных сообществ (American Council of Learned Societies)

«Белогвардейская рать святая» – такой образной метафорой Марина Цветаева описала суть Белого движения в российской Гражданской войне, развернувшейся после прихода большевиков к власти в Петрограде осенью 1917 г. [1] Этот образ подчеркивал возвышенность и элитизм антибольшевистской борьбы и лежал у истоков одного из эмигрантских мифов о Белом движении, утверждавшем, что белые сражались за «веру», за «правду», за поруганную «честь» родины [2] . Большевики, как и большинство последующих историков, не признавали за белыми какой-либо поэтики и полагали, что последними двигало прагматичное желание вернуть себе былые привилегии, отобранное имущество и восстановить непопулярный царский режим. Однако они также подчеркивали элитистский образ белых режимов, стремившихся вернуть «старую Россию». Эта книга, посвященная Гражданской войне и Белому движению на Севере России, ставит под вопрос традиционный образ белой «контрреволюции» и показывает сложную и полную парадоксов природу Белого движения. Рассматривая Белое движение одновременно «сверху» и «снизу», книга показывает, что российская «контрреволюция» подтвердила многие из результатов революции. Кроме того, не являясь уделом лишь политических элит, Белое движение встречало сочувствие и содействие простого населения, нередко становившегося добровольным участником белой борьбы. Наконец, белые часто демонстрировали политическую гибкость и прагматизм, приспосабливаясь к местным условиям своего существования.

Прежняя историография обращала основное внимание на консервативные стороны белой политики и на представителей имперских элит в рядах Белого движения, прежде всего, потому что пыталась таким образом объяснить причины поражения белых армий. Многие историки видели ключ к неудачам белых в их стремлении повернуть ход революции вспять. Как писал один исследователь, белые были «узкими консервативными националистами», опиравшимися на имущее меньшинство населения. Их нелюбовь к массовой политике и нежелание выработать прогрессивную социальную программу лишили их последователей, а в конечном итоге и победы [3] . Конечно, политика советской власти в годы Гражданской войны также была не во всем популярной. Но «нелюбовь крестьян к большевикам, – говоря словами другого историка, – казалось, была не настолько сильна и, конечно, не настолько внедрена в сознание, как их ненависть и страх перед старым политическим порядком», который несли с собой белые армии [4] . Кроме того, отмечается, что белые не сумели найти общий язык с нерусским населением имперских окраин, а также с умеренными социалистами, которые могли бы стать их союзниками в борьбе против большевиков. Успехам белых сил препятствовало и то, что они располагались на периферии страны, небогатой людскими и промышленными ресурсами [5] . Но именно в реакционной политике белых и их нежелании понять и принять революцию многие историки видели главную причину их поражения.

После падения Советского Союза, которое открыло доступ к советским архивам и вызвало новую волну интереса к историческим альтернативам коммунистическому режиму, Белое движение стало популярной темой в историографии [6] . Последние годы принесли новые глубокие исследования о Белом движении в Сибири и на Северо-Западе страны. Пополнилось число работ об антибольшевистской борьбе на Юге России [7] . Появилось несколько обобщающих трудов о Белом движении [8] . Вышли в свет научные биографии некоторых лидеров белой борьбы [9] . Но, хотя новейшая историография обращает больше внимания на местные условия существования белых режимов и на личности белых лидеров, в аналитических исследованиях Белое движение в целом по-прежнему представлено преимущественно как реакционное, а белые режимы – как непопулярные и политически некомпетентные.

Но почему же белым вообще удалось составить конкуренцию большевикам, присвоившим себе красное знамя революции? Как они смогли стать серьезной угрозой власти Совнаркома в центре страны? Убедительных ответов на эти вопросы нет, так как мы до сих пор слишком мало знаем о низовом функционировании белых режимов. В то время как главный фокус исследований российской революции уже давно сместился сверху вниз и из столиц в регионы, когда историки пытаются понять укрепление большевистского влияния, изучая местные особенности экономики, социальной структуры, этнического и религиозного состава населения [10] , история Белого движения остается по-прежнему в первую очередь историей белого командования, армии и политических элит.

Однако объяснить развитие российской революции и Гражданской войны невозможно, не зная, что происходило по другую сторону белых фронтов. Как белые управляли территорией, находившейся под их контролем? Как они мобилизовывали свои армии? Каковы были взаимоотношения между антибольшевистскими военными и политиками и провинциальными элитами? Как обычное население относилось к белым правительствам и их политике, а также к участвовавшим в Гражданской войне экспедиционным силам Антанты, выступившим в поддержку белых? И почему жители окраин нередко воевали вместе с белыми против большевиков?

Данная книга пытается дать более комплексный анализ Белого движения и ответить на эти вопросы, рассмотрев белую борьбу одновременно «сверху» и «снизу» на материале антибольшевистской Северной области. Белое движение представлено здесь как более гибкое, прагматичное и не настолько политически некомпетентное, как обычно принято считать. Как показывает пример Северной области, белые режимы могли сплачивать различные политические силы и опирались на часто неожиданные политические альянсы. Они учитывали многие изменения, принесенные революцией, и по крайней мере в отдельные моменты пользовались симпатиями и поддержкой населения, нередко добровольно выступавшего на стороне белых против большевиков.

Белый режим на Севере России был одним из главных политических противников большевиков в годы Гражданской войны. Тем не менее события в Северной области до сих пор остаются сравнительно мало изученными. Так как белая северная армия никогда не представляла самостоятельной угрозы для власти большевиков в центре страны, историки обращались к Северу значительно реже, чем, например, к более значительным с военной точки зрения белым режимам Юга и Востока России. В советской и даже современной российской историографии Гражданская война на Севере до сих пор рассматривалась в первую очередь, как последствие имевшей место здесь интервенции стран Антанты [11] . Тем временем западные исследования Белого движения на Севере, как правило, не учитывают документы из российских архивов и ограничены немногими статьями, неопубликованными диссертациями и устаревшей работой участника Белого движения Л. Страховского, вышедшей в свет в середине 1940-х гг. [12]

Несмотря на ограниченный интерес к ней, антибольшевистская Северная область, покрывавшая самую обширную в европейской части России Архангельскую губернию [13] , служит превосходным примером для изучения парадоксов Белого движения. После краткого правления большевиков, которые не смогли после 1917 г. упрочить на Севере свои позиции, Архангельская губерния около полутора лет – с августа 1918-го по февраль 1920 г. – находилась под властью антибольшевистского правительства. Относительно стабильная территория Северной области – следствие малой подвижности фронта – позволила белым выстроить более устойчивую администрацию, экспериментировать с политическими реформами и наладить взаимодействие с населением и региональными элитами, которые часто поддерживали белых в борьбе против большевиков.

Пример Северной области может опровергнуть устоявшееся представление о непримиримых конфликтах в антибольшевистском движении между офицерами и политиками, левыми и правыми. На Севере социалисты всегда присутствовали в кабинете, главой которого, по крайней мере формально, до конца существования Северной области являлся старый революционер Н.В. Чайковский. А военная власть генерал-губернатора Е.К. Миллера укреплялась не вопреки сопротивлению левых кругов, а во многом благодаря их поддержке. В антибольшевистском руководстве часто формировались неожиданные политические альянсы, которые скрепляли Белое движение и были одной из основ его военных успехов. Широкое взаимодействие внутри антибольшевистской военной и политической элиты на Севере подчеркивает, насколько формальным является традиционное разделение между эсеровскими правительствами и генеральскими диктатурами или между более широким антибольшевистским движением и консервативно-монархическим белым его крылом [14] . Белое и антибольшевистское движения не являлись совершенными синонимами, однако границы между ними были проницаемы и текучи, а реальность – смешанной и противоречивой [15] .

Хотя политическая гибкость не являлась главной отличительной чертой белых режимов, пример Северной области показывает, что белые приспосабливались к обстоятельствам пореволюционной России и к местным условиям своего существования. Желая или не желая того, белые офицеры и антибольшевистские политики признавали политический рубеж 1917 г. Главным вектором белой политики не была попытка возродить в прежнем виде царскую Россию. Белую политику, с одной стороны, определяло национализирующее влияние Первой мировой войны, а с другой стороны, – признание социальных обязательств государства и его ведущей роли в преобразовании общества. Поэтому в Гражданской войне противостояли не коммунистическое будущее и царское прошлое, но два варианта пореволюционного модернизаторского государства [16] .