Проводы на тот свет

Корнешов Лев Константинович

КвАртира Марине Степановне понравилась. У неё возник лишь один вопрос: "Когда пойдете расписываться?" Как и каждую мать, её волновала стабильность положения дочери. А Алексей ей нравился, и она была довольна, что её Тайка связала свою судьбу не с длинноногими хлыщами, - так она именовала ровесников дочери, - а с серьезным человеком, к тому же симпатичным и статным - такого не стыдно и людям показать. "Ты уж его береги, напутствовала она дочь, - ведь знаешь, мужики - они как дети малые".

Напоминанием

Алексею о том, что есть у него незавершенные дела, стал звонок господина Шварцмана. Генрих Иосифович сообщил, что все материалы уже в суде, ждут своей очереди, суды, как известно, забиты всевозможными исками и тяжбами, и дело до них дойдет не очень скоро. И ещё после паузы он меланхолично сказал, что были у него двое серьезных мужчин, советовали забрать иски из суда. Обещали за это вполне приличные деньги, и намекали, что не стоит упираться. По их словам, делать такие предложения им поручил господин Благасов, в чем лично он, Шварцман, сильно сомневается.

– Что вы им ответили?
– Алексею было любопытно узнать, как поступил Генрих Иосифович.

– Я им посоветовал переговорить по этому вопросу с господином Андреем Ивановичем Юрьевым.

– Вас Андрей Иванович уполномочил делать такие заявления?
– удивился Алексей.

– Конечно. Он мне специально звонил, представился вашим тестем, но предупредил, что это только для меня. Я вас-таки поздравляю, хотя Оленьку очень любил.

– Спасибо, Генрих Иосифович... Что они вам ответили?

– Очень удивились. И спросили, кто такой этот чмо, Андрей Иванович.

– А вы?

– Я им объяснил, что Андрея Ивановича они точно знают, потому что это Юрась. Так мне велел говорить Андрей Иванович. А я, простите, Алексей Георгиевич, был бы никудышным юристом, если бы не знал, кто такой Юрась. Серьезный у вас тесть, поздравляю ещё раз. Они растерянно ушли, эти двое.

Алексей понял, что Андрей Иванович, как и обещал, начал "принимать свои меры". И верит Алексею, не сомневается, что тот не "кинет" его любимую дочь.

В один из дней Алексей оделся в старые замызганные джинсы и потертую куртенку, которую напяливал на себя, когда лез под машину.

– Ты куда в таком прикиде?
– удивилась Тая.

– На благасовское кладбище, - не стал скрывать Алексей.

– Я с тобой!

– Ни в коем случае. Ты мне, юная леди, будешь мешать.

На рейсовом автобусе Алексей доехал до кладбища и с независимым видом вошел на его территорию. Старый знакомец Кеша как обычно вертелся у входа, скользнул взглядом по Алексею, но не узнал его.

Алексей и сам не очень ясно представлял, к чему этот его кладбищенский "визит". Но с каких-то пор он стал думать, что ключи ко многим тайнам живых находятся именно на погостах - кладбищах.

Был будний день, и народу у могилок было немного. На скамеечках устало

и просветленно сидели старики и старушки, в дальний конец прошли могильщики с лопатами. Они весело скалились по какому-то поводу, и их смех неуместно разносился по дорожкам.

На скамеечке за оградкой одной из могил сидел относительно молодой человек в поношенном костюмчике, давно не стираной рубашке. Бородка у него была всклочена, волосы, которых редко касалась расческа, гривой свисали на плечи. У человека в руках была старенькая гитара, и он пел:

Сон мне снится - вот те на:

Гроб среди квартиры.

На мои похорона

Съехались вампиры.

Он заметил, что Алексей остановился, слушает его, и чуть "прибавил" звук:

Стали речи говорить

Все про долголетье,

Кровь сосать решили погодить

Вкусное - на третье...

Человек с гитарой, словно он был на сцене, объявил: "Владимир Высоцкий. "Мои похорона" в исполнении Симеона Миусского, а проще Симы-пономаря". Он доверительно объяснил:

– Миусский потому что раньше был прописан на Миусском кладбище. Но меня оттуда изгнали коллеги-бомжи, завидующие моему таланту. И вот я здесь...

– Любишь Высоцкого?
– спросил Алексей.

– Как все нормальные люди. Это вам не нынешние трясуны тупые. Высоцкий - это жизнь, уложенная в песню!

Сима-пономарь снова запел - тихо и задушевно:

Зарыты в нашу память на века

И даты, и события, и лица.

А память, как колодец, глубока,

Попробуй заглянуть - наверняка

Лицо - и то неясно отразится...

– Чувствуешь, какой глубокий смысл? Зарыто все в память, как в землю зарывают. И ничего не отразится... Вчера тут одного хоронили... Богатые были похороны, гроб бронзовый, венки не из проволочек сплетены, а из чего-то сияющего - сверкающего. Землицу запросили у центральной аллеи, других покойников потеснили, чтобы ему, новенькому, значит, угодить... А когда присыпали, пошли к выходу провожавшие, переговариваются тихо: "Туда ему и дорога, допрыгался..." Понял? Жизнь человека, когда он сюда попадает, сразу становится прошлым. И если в нем покопаться - ой-ой-ой, чего наковырять можно!

– Симеон - странное, редко имя, - сказал Алексей.

– Редкое - да. Но не странное, истинно русское. Про святого Симеона слышал? То-то!

У человека на лице явно читалось затяжное страдание.

– Душа требует?
– сочувственно спросил Алексей.

– И не говори! Горит, стерва, это ты точно заметил. А залить нечем.

– Сходишь?

– Слетаю!
– оживился Сима-пономарь - На крыльях! Здесь недалеко.

Алексей протянул ему несколько десяток, предупредил:

– Никаких "чернил" и "самопала". И на закуску что-нибудь возьми. Хватит?