Проводы на тот свет
Шрифт:
– Ты тогда по-человечески поступил, важняк, - наконец, произнес Пашков.
– Уважаю... Есть дело?
– Пока нет, - ответил Алексей.
– Но может быть...
– Тогда и поговорим. Я от должка не отказываюсь.
Пашков что-то прикинул:
– Позвони. Телефон мой у тебя есть - в "деле".
Он не поверил Алексею и проверял его.
– Я же сказал, что в прокуратуре больше не работаю, и доступа у меня к материалам твоего старого дела нет.
– А про новое знаешь?
– Да, - не стал скрывать Алексей.
– Читал...
– Ничего не докажут, - с надеждой сказал Пашков.
– Думаю, что не докажут, - подтвердил
– Запиши телефон...
Хождение по мукам капитана Пашкова
Бывший капитан спецназа Марк Пашков воевал в первой чеченской войне. При заполнении в более поздние времена своих анкет и биографий для кадровиков слова "первая чеченская" он писал с малых букв, ибо считал её позором для России. Он ещё в школе мечтал стать спецназовцем. До изнеможения "работал" в школьном спортзале, не пропускал ни одно занятие в школе восточных единоборств.
Однажды вечером, уже в десятом классе, он возвращался из школы домой. В переулке он увидел, как двое рослых - маленькие стриженые головки на широких, обтянутых одинаковыми кожаными куртками, плечах - Прижали к стене девушку и уже разорвали в клочья её юбку. Они торопились, пока в переулке пусто: редкие прохожие, заметив насильников, торопливо поворачивали обратно. Лишь какая-то маленькая героическая старушка кружилась рядом с ними, причитала тоненьким голосочком: "Что же вы творите, ироды окаянные?" Один из насильников словно бы нехотя ткнул её кулаком, и она полетела на землю: "Погоди, бабулька, щас и тебе вдуем". Девушка уже откричалась и теперь лишь жалобно всхлипывала.
Марк поставил свою сумку со спортивным костюмом, "адидасами" и прочим снаряжением на асфальт тротуара.
– Отпустите её, - предложил довольно миролюбиво парням.
– Сгинь, сопля!
– завопил один из них.
Был Марк высоким и казался нескладным. Через минуту оба парня лежали на тротуаре, уткнувшись головками в стену дома.
Девушка подтянула уже стянутые до колен трусики, прикрылась ладошками и умоляла: "Спаси меня! Спаси!" Она выглядела такой истерзанной и беззащитной, что Марка охватила ярость, как во время боевых поединков. Он по очереди приподнял парней и постучал их головками об асфальт. Мелькнула мысль, что надо бы каждому врезать носками своих, на толстой рифленой подошве ботинок, в пах, но решил, что это уж слишком.
Он присмотрелся к девушке - это была его одноклассница Лена Лозовская, отличница, на школьных концертах игравшая что-то сложное на скрипке. И сейчас рядом с нею валялась в грязи эта скрипка в футляре.
Марк поднял скрипку, взял Лену за руку и увел её в конец переулка, в ближайший открытый подъезд.
– А бабушка?
– Лена говорила, все ещё заикаясь от страха.
– Очухается раньше тех и уйдет. Старушки, они выносливые, - успокоил девушку Марк. Он дернул молнию на сумке, достал свои спортивные брюки, протянул Лене.
– Сними лохмотья, одень это, чтобы до дома дойти.
Лена натянула брюки, подкатала их, для пробы сделала несколько шажков и робко улыбнулась, понимая, что выглядит в них нелепо.
– Спасибо тебе, Марк.
Марк отвел её домой и сдал с рук на руки перепуганным родителям, интеллигентным евреям в нескольких поколениях. Мама Роза плакала навзрыд, папа Яков, низенький, с ранним брюшком, все норовил притронуться к дочери. Марк быстренько ушел, потому что чувствовал себя неловко под потоком благодарностей.
На следующий день Лена принесла в школу аккуратно уложенные в пакет брюки и сунула Марку
Парней-насильников они больше не встречали, очевидно, те были "залетными" и приехали в их район поразвлечься.
Это были необыкновенные весна и лето. Они заканчивали школу, и, как все в таком возрасте, считали себя взрослыми. Елена твердо знала, что она поступит в Институт культуры, станет преподавательницей музыки. Препятствий этому не было никаких - золотая медаль лежала уже у неё в кармане, точнее, в сумочке, родители имели возможность помочь ей получить такое образование, какое она хочет. У Марка дела были иными. Отец из семьи ушел давно и исчез, сын его не интересовал. Мать работала уборщицей, выгуливала собак у объявившихся богатеньких русских, словом, бралась за любую работу, лишь бы дотянуть сына до окончания школы. Он должен был пойти в военное училище там одевали, кормили и обучали за казенный счет.
Ко времени выпускного бала Елена уже прочно числилась девушкой Марка Пашкова, а когда они оставались наедине, очень охотно целовалась и прижималась к нему высокой грудью. На выпуском балу они сидели вместе, много танцевали, все вокруг пребывали в восторженном состоянии, и кто-то из выпускников истошно завопил: "Горько!" Под бурные, как говорят в таких случаях, аплодисменты они поцеловались. Ни он, ни она не сомневались, что поженятся, как только хоть немножко встанут на ноги. Все лето они провели на даче у родителей Елены. В первый же вечер, когда они остались вдвоем, Елена уставилась на него своими темными, бездонными глазами и спросила, очень волнуясь: "Я все думаю, Марик, чего же ты ждешь?" Она звала его Мариком. Марк пробормотал что-то невразумительное, он, терзаясь по ночам, гнал от себя мысли о близости с Леной. "Мама и папа уверены, - тихо сказала Лена, - что мы уже давно... Ну ты понимаешь... Моя предусмотрительная мама даже пыталась рекомендовать мне какие-то таблетки..."
Марк улыбнулся смущенно: "Мне рассказывали в моей спортивной школе бывалые ребята, что в Германии заботливые мамы, провожая дочерей на свидание, проверяют, не забыли ли они взять эти... резиновые штучки... А ты что сказала Розе Наумовне?" "Я отказалась от... таблеток. Решила, что первый раз все должно быть естественно, как природа определила".
Лена взяла Марка за руку и повела в свою комнату, из которой он вынырнул только утром, стараясь не встретиться с её родителями.
Лена без экзаменов, как медалистка, поступила в институт, Марк - в военное училище. Они постоянно встречались, объявив родителям, что поженятся, как только закончат учебу. Марк в увольнительные оставался ночевать у Лены, и её родители смотрели на это просто и без особых волнений.
Через два года случились важные события. Папа и мама Лены уехали в Израиль, на свою историческую родину. А Лена отказалась, так как не хотела расставаться с Мариком. Марка, который в училище обратил на себя внимание особистов превосходными физическими данными и спокойным характером, перевели в другое училище, со специальной - "варварской", как её вскоре определил Марк - программой занятий. Училище было совершенно закрытым, курсантов редко выпускали "на волю". Лена очень скучала, приезжала несколько раз в училище, но дальше КПП её не пускали, объясняя, что здесь обычная воинская часть и никаких курсантов не имеется.