Провокатор
Шрифт:
Морозов заливисто рассмеялся.
— Что это вы такое веселое Савве Тимофеевичу рассказываете? — к нам снова подобрался женсовет МХТ. — А нам?
— Милые дамы, вы хотите равноправия даже здесь?
— Да! — дурачась притопнула ногой Андреева.
— Ну, тогда вам необходимо в роли Дездемоны душить Отелло.
Немудрящая шутка вызвала бурный восторг присутствующих, но нас позвали к столу, где меня заботливо усадили между Андреевой и Халютиной. Последовала вереница тостов за процветание театра, за режиссеров, за актеров и актрис, за культуру в целом — словом, ничего особенного и я заскучал.
— И как вам сегодняшняя
— Трудно сказать, не специалист. Вот если бы вы меня спросили о расчете неразрезной балки или шарнирной арки, — улыбнулся я в ответ. — Хотя образ чайки интересный, интересный… Знаете, — не удержался я от небольшого хулиганства, — из него может выйти неплохая эмблема для театра, чайка, парящая над волнами. Символично, не правда ли?
— Пожалуй, — задумался Федор Осипович, как раз и ставший автором знаменитого МХАТовского лого.
— Михаил Дмитриевич, я смотрю, вы несколько равнодушны к театру? — поддержала разговор Андреева.
— Да, Мария Федоровна, особенно к опере. В любом случае жизнь куда как интереснее.
— И что же вас так отталкивает в опере?
— Невероятная, запредельная ходульность. Солист и солистка стоят на авансцене и пять минут поют, разводя и сводя руки — так в опере выглядит стремительная погоня. Или дама весом в десять пудов изображает юную воздушную девицу.
Присутствующие опять засмеялись, а я добавил:
— Я готов принимать вокальное и драматическое искусства раздельно, но вместе… Кроме того, опера обладает ужасным свойством — смотришь на циферблат через два часа после начала, а прошло всего пятнадцать минут!
Смех перешел в хохот, в нашу сторону повернулись почти все собравшиеся.
— Так что я опасаюсь ходить в театры, боюсь что-нибудь отчебучить и будет со мной как с тем трагиком.
— С каким же? — спросил сам Станиславский, пока еще молодой красавец-усач, а не тот добрый дедушка в бабочке, которого мы привыкли видеть на фотографиях и которого Советская власть сделала живым классиком и непогрешимым авторитетом.
— Ну как же, в театре банкет после бенефиса, не пригласили только трагика и комика, сидят они в номере паршивой гостиницы, трагик говорит, — тут я подпустил отчаяния в голос, уперся рукой в лоб, изображая типичного “несчастливцева” российской сцены и произнес почти рыдая, — Не пригласили! Забыли!
— А комик, напротив, скалится во весь рот, радостно потирает руки — Не пригласили! По-о-омнят! — и я потряс воздетым вверх пальцем.
— А у вас, Михаил Дмитриевич, явные актерские задатки есть! — сквозь общий смех выдал Станиславский.
— Упаси бог, Константин Сергеевич, как же я могу у вас кусок хлеба отбивать? — что снова вызвало волну веселья. Вот как они ведутся на такие простенькие шутки? Пожалуй, если с революцией не выгорит, пойду в артисты разговорного жанра, анекдоты рассказывать.
Банкет понемногу завершился, собравшиеся снова перешли к хождению и разговорам, на этот раз меня “пасла” Соня Халютина, которой я оказывал знаки внимания — демонстративно, для Саввы Морозова, чтобы хоть так дать ему понять, что я вовсе не покушаюсь на его отношения с Андреевой.
Вечер затих далеко за полночь и несомненно удался, к имиджу инженера Скамова теперь накрепко приклеилось репутация острослова. Савва Тимофеевич тоже выглядел довольным и даже довез меня
Глава 14
Зима 1899
— Ну, Леонид Борисович, удачи! За Егором присматривайте, он слишком шебутной да инициативный не по делу, пишите чаще, проверяйтесь еще чаще, — я обнял Красина и отошел от вагоне. Первая партия на юг Африки уезжала с Брестского вокзала — до Антверпена, оттуда морем в Кейптаун.
Господи, какие же они молодые… Вон, чуть не подпрыгивают от возбуждения, как же, едут через полмира воевать! Ребята были уверены, что их цель — скорая англо-бурская война, поскольку истинную задачу экспедиции знали только руководители, остальным в целях безопасности было решено довести ее только на месте. Понятное дело, что кто-то от таких новостей может взбрыкнуть, но Красин и Савинков сильные лидеры, сумеют повести группу за собой, на то и расчет. Да и состав вроде подобрали неплохой, кандидатов в ходе подготовки по нескольку раз прогнали через мелкие ловушки, отслеживая поведение, что позволило отсеять семерых сомнительных и выявить двух агентов полиции.
На проезд и “командировочные” ушла большая часть патентных выплат, но за это я не беспокоился — на третий месяц после возвращения из Швейцарии благодаря усилиям Альберта деньги наконец-то поперли.
С ростом цюрихских доходов повеселел и Зубатов, во первых, они позволили закрыть все расходы из “секретных фондов” по моему обустройству. Во вторых, кое-что начало капать и ему в карман и, судя по динамике, это будет очень неплохое “кое-что”. Ну и в третьих, начальство, хоть и морщилось, но перестало гнобить Сергея за “рабочие общества”. Вот что рубль животворящий делает!
Дзынькнул колокол, перрон окутался паром, засвистели кондуктора и поезд тронулся в сторону воплощения главной моей авантюры. Через месяц-другой, когда придут еще деньги, вдогон отправится группа Савинкова, который пока начал учебно-боевую “радиоигру” с полицией через выявленных агентов. И останусь я на пару с Колей Муравским.
Впрочем, Коля заметно вырос как организатор и прекрасно вытянул два проекта сразу — потихоньку внедрял “левых” в обоих смыслах пропагандистов в зубатовские квази-профсоюзы и с помощью своих профессоров пробил-таки устав “Жилищного общества инженеров”. Так что придется нагрузить его еще одним делом, пора создавать сеть типографий, для начала легальных. Ну там визитки-открытки, буклетики-билетики и прочая фигня, причем я категорически потребовал размещать их под боком у больших типографий, а лучше всего — прямо арендовать помещение у них. Почему? А там постоянная движуха бумаги, краски, шрифта, продукции, в которой нелегальщину будет очень трудно отследить. Хочешь спрятать листик — прячь его в лесу, ага. Поработают годик, обучат персонал, набьют руку, проверит их полиция разок-другой-третий и вперед, печатать газеты и листовки.