Пройти через лабиринт
Шрифт:
Но Герман, наверное, понимал, что впереди еще много подобных встреч, и спокойно ответил: «Штормит? Тебе еще повезло, приятель, что это был я. Я мягкий. А вот стенка, она того… твердая. Что, если лбом? Так ведь и убиться можно».
С мечтательной улыбкой сытого хищника Николай сделал шаг вперед.
«Что-то ты разговорился, художник».
И тут снизу голос подала Мышка Молли: «Герман, ты идешь?»
«Николай, я иду? – вежливо поинтересовался Герман. – Держись за перила, приятель. Тебе еще жить и жить».
Проскользнув мимо всей компании, сбежал по ступеням,
Он закрывает блокнот, убирает в карман расстегнутой черной ветровки, надетой поверх белой футболки, встает и поворачивается к Норе.
– Пойдем посмотрим поближе?
– На что?
– На гостиницу, конечно. Ты еще не отказалась от мысли провести там ночь?
Глаза его смеются.
– Нет, – отвечает она. – И не откажусь, даже не надейся.
– Зайдем внутрь? – предлагает он после того, как наружный осмотр заканчивается возле пролома в стене флигеля.
– Нет, сейчас я туда не пойду, иначе потом будет не страшно и не интересно. Лучше заглянем в сувенирный магазин, а по дороге ты расскажешь мне про вашу с Мышкой вылазку на этюды.
– Могу показать тебе наши работы.
– Я бы и работы посмотрела, и рассказ послушала. Почему нет?
Однако Герман игнорирует просьбу без объяснений. Просьбу рассказать про вылазку на этюды, а не просьбу посетить с ней вместе сувенирный магазин. Как раз в магазин, расположенный в ничем не примечательном деревянном доме с покосившейся вывеской, на которой кистью от руки намалевано «сувениры», он заходит охотно. Говорит «здравствуй, Галя» стоящей за прилавком грудастой девице, знакомит ее с Норой, интересуется что новенького, осматривает все предложенное и в конце концов останавливает выбор на книге, посвященной истории и архитектуре Соловецкого кремля, глиняном кувшине с орнаментом и двух стеариновых свечах. Вкус у него отменный, и Нора, поскольку он выбрал все это для нее, немедля оплачивает покупку.
Гале навскидку лет двадцать пять или двадцать шесть. Пестрое ситцевое платье с белым кружевом по краю декольте, вьющиеся рыжеватые волосы, заплетенные в косу и уложенные на затылке, полное отсутствие косметики. На Германа она поглядывает с нескрываемым любопытством. Впрочем, так на него поглядывают многие. Он выделяется на общем фоне не только в поселке Соловецкий, но и во владениях доктора Шадрина. Как, интересно, обстояли дела в школе, ВУЗе, других местах, где двуногие без перьев вынуждены контактировать друг с другом…
На улице Нора берет его под руку и не отпускает, пока они не доходят до Святоозерских ворот, где оставили мотоцикл. И опять на них всю дорогу глазеют местные и приезжие. Действительно, странная пара: молодой мужчина богемной наружности и обыкновенная – даже слишком обыкновенная – женщина средних лет с усталым лицом.
Ну и черт с ними, пусть глазеют. Устроившись позади Германа на сиденье видавшей виды «ямахи», Нора заключает его в кольцо своих рук и старается взять от минут этой невинной близости все что только можно.
И
Уже почти стемнело. Пользуясь отсутствием Аркадия, сестры решили распить бутылочку красного в библиотеке, где не кусали комары, и в разгар пирушки к ним постучался Герман.
Вошел, окинул взглядом стол.
– Фи, – губы его презрительно изогнулись, – вино с орехами.
– Да пошел ты, – проворчала Лера.
– Я еще не устал от вашего общества, дамы. – Он внимательно посмотрел на Леру. – Что случилось, милая?
– Ты трахнул ее? – спросила Лера, отвечая ему таким же пристальным взглядом.
– Кого?
– Мышку.
– Нет.
– Ладно. – Лера вышла и вскоре вернулась с чистым бокалом. – Тогда выпей со мной.
Он сел напротив, кинул в рот фисташку.
– Кажется, я кое-что обещал тебе. Помнишь?
– Да. Но я не была уверена в том, что ты это помнишь.
Герман кивнул с понимающей улыбкой. Глотнул вина. Рубиново-красное, насыщенное, полнотелое, оно играло за стеклом, точно жидкий огонь.
– Каталония?
– Угадал. Тебя, наверное, вскормили вином вместо молока.
– Провинция Пенедес. – Герман сделал еще глоток. – Это не очень трудно, милая.
– Прекрати называть меня «милая». Я не милая и никогда не была милой.
– За это я тебя и люблю.
Вино постепенно делало свое дело. Восприятие действительности менялась по мере насыщения крови алкоголем. Лера, суровая и строгая, одетая в черные леггинсы и длинную черную тунику с серебряным кантом по вороту и рукавам, была похожа на одну из древних королев вроде Боудикки, а Герман – на ее любимого барда. Он мог позволить себе все что угодно – ленивую пикировку с ней, бурную ссору, романтичное признание, изысканный комплимент, – и не поплатиться за это головой. Так о чем они говорят?..
– …рисует, читает, но не выходит. Без тебя не выходит. Он хочет, чтобы ты встал между ним и этой шайкой молодых негодяев.
– Ты так считаешь?
Похоже, речь о Леониде. Леонид не выходит из лазарета. И кому это мешает? Там все равно сейчас свободных палат полно.
– Такие, как он, не любят и не умеют решать свои проблемы самостоятельно, – продолжала Лера. – Они сидят и ждут, когда за них это сделают другие.
– Ты столько знаешь о Леониде, который приехал неделю назад, а о тех, кто проживает здесь постоянно, даже минимума информации не имеешь, – задумчиво произнес Герман. – Странно, не правда ли?
Она уставилась на него глазами горгоны.
– Объяснись, черт возьми.
– Вопрос, трахнул ли я Мышку, оказывается, занимал не только тебя.
– О господи.
Крутанув бокал за ножку, так что вино омыло изнутри его стенки и кровавыми слезами заструилось по стеклу, он сделал еще глоточек и спросил:
– Продолжать?
– Да.
– С грязными подробностями?
– Герман! Рассказывай что случилось.
И он рассказал. Нора слушала с таким же напряженным вниманием, как Лера, и картина перед ее мысленным взором рисовалась примерно следующая.