Пройти по Краю Мира
Шрифт:
У меня разрывалось сердце. Мне не нужны были его извинения или сожаления. Но потом я услышала, как он добавил:
— Надо было дождаться свадьбы.
Я тихо вскрикнула и расплакалась, а он обнял меня и стал шептать обещания, что мы будем любить друг друга десять тысяч жизней, я тоже поклялась ему, но тут на нас громко шикнули. Даже после того, как мы замолчали, Сестра Юй, чья комната была рядом с моей, не переставала бурчать:
— Совсем ни о ком не думают. Хуже петухов…
На следующее утро я чувствовала себя другим человеком, счастливым и взволнованным. Сестра Юй как-то
Придя в столовую на завтрак, я увидела, что почти все работники приюта уже были там и стояли кружком, о чем-то взволнованно переговариваясь. Пока я шла к ним, мне казалось, что учителя провожают меня потрясенными и грустными взглядами. Потом и Кай Цзин покачал головой.
— Плохие новости, — сказал он, и у меня вся кровь отхлынула от ног. Даже если бы я захотела убежать, мне не хватило бы на это сил. Меня теперь выгонят? Отец Кай Цзина отказался благословлять наш брак? Но откуда они обо всем узнали? Кто им сказал? Кто видел? Кто слышал?
Тем временем Кай Цзин указал на коротковолновый радиоприемник, который принадлежал ученым, и все тут же повернулись к нему и прислушались. А я была потрясена еще сильнее. Теперь о том, что мы сделали, говорят по радио? На английском?
Когда Кай Цзин все-таки объяснил мне, в чем дело, я даже не смогла вздохнуть с облегчением оттого, что эта новость не касалась меня.
— Вчера ночью на нас напали японцы, — сказал он. — Где-то возле Пекина, и теперь все говорят, что это начало войны.
Из динамика до меня доносилось странное слово: «маку поло», «маку поло».
— А что это за «маку»? О чем они говорят?
— Это мост так называется, Марко Поло» — сказала Сестра Юй. — Его захватили эти карлики-островитяне.
Меня удивило, что она назвала японцев карликами.
В школе именно она следила за тем, чтобы девочки не пользовались бранными словами, даже по отношению к тем, кого мы ненавидим.
— Они стреляли в воздух, просто для тренировки, как они говорят. Ну вот наша армия и выстрелила в них, чтобы неповадно было. А теперь одного из этих карликов не могут найти. Да сбежал он, скорее всего, струсил, а японцы говорят, что один пропавший — уже достаточный повод, чтобы начать войну.
Сестра Юй переводила с английского на китайский так, что невозможно было отделить новости от ее домыслов.
— А где этот мост Марко Поло? — спросила я.
— К северу отсюда, в Ваньпине, — ответила мисс Грутофф. — Возле железнодорожной станции.
— Но это же мост через Камышовый Ров, — сказала я. — В сорока шести километрах от нашей деревни. Когда мост стали так называть?
— Более шестисот лет назад, — ответила мисс Грутофф. — Когда Марко Поло впервые им восхитился.
И пока все остальные продолжали обсуждать тему войны, я недоумевала, как так могло получиться, что никто в нашей деревне
— Ав какую сторону продвигаются японцы? — спросила я. — На север, к Пекину, или на юг, к нам?
Вдруг все замолчали. В дверях стояла женщина. Солнце светило ей в спину, и она казалась тенью, поэтому я никак не могла ее рассмотреть. Заметила только, что она была в платье.
— Лю Лу Лин все еще живет здесь? — донесся до меня ее голос.
Я сощурилась. Кто обо мне спрашивал? У меня и так в голове был кавардак из-за всех этих событий, теперь еще это! Пока я шла к ней, мое смятение переросло в догадку, а догадка — в уверенность. Драгоценная Тетушка! Мне так часто снилось, как она призраком возвращается ко мне. И в этих снах она могла разговаривать и лицо ее было невредимым и красивым. Как и в своих снах, я бросилась ей навстречу, и она на этот раз не оттолкнула меня.
— Так ты все еще помнишь свою сестру?
Это была Гао Лин. Мы закружились, затанцевали, захлопали друг друга по рукам, по очереди восклицая:
— Только посмотри на себя!
Я не получала от нее весточек с того самого письма, которое получила четыре или пять лет назад. Прошло несколько минут, и мы снова почувствовали себя сестрами.
— Что стряслось с твоими волосами? — шутила я, хватая ее за растрепанные пряди. — Это была случайность или ты сделала это намеренно?
— Нравится?
— Неплохо. Ты выглядишь модно, больше не деревенская девочка.
— Да и вокруг твоей головы тоже мухи не роятся.
До меня дошли слухи, что ты теперь настоящая интеллектуалка.
— Всего лишь учительница. А ты?
— Жена Чан Фу Наня. Уже шесть лет, поверить не могу!
— Но что с тобой случилось? Ты ужасно выглядишь!
— Я не ела со вчерашнего дня.
Я вскочила, отправилась на кухню и вернулась с миской пшенной каши, маринованными овощами, распаренным арахисом и холодными закусками. Мы присели в самом углу общей гостиной, подальше от новостей о войне. Она ела шумно и быстро.
— Мы с Фу Нанем жили в Пекине, детей у нас не было, — говорила она, не переставая есть. — Наши комнаты располагались позади новой лавки. Все было отстроено заново. Я рассказывала тебе об этом в письме?
— Немного.
— Тогда ты знаешь, что теперь весь бизнес с тушью принадлежит семейству Чан, нам остались только долги. Отец и дядюшки вернулись в Бессмертное Сердце и занимаются тушью до кровавого пота. Теперь, когда они все время сидят дома, у них испортился характер, и они постоянно ругаются из-за того, кто виноват во всех их несчастьях.
— А как Первый и Второй Братья? — спросила я. — Тоже дома?
— Националисты призвали Первого Брата в армию еще пять лет назад. Все мальчики его возраста должны были отслужить. А Второй Брат два года назад сбежал, чтобы присоединиться к коммунистам. За ним последовали сыновья Старшего Дяди, и тогда он проклял их, сказав, чтобы они не возвращались домой. Мать не разговаривала с ним до тех пор, пока не сформировался Единый фронт и дядя не извинился, сказав, что теперь не имеет значения, кто на какой стороне.