Пройти по Краю Мира
Шрифт:
На следующее утро у меня был готов новый план. Я взяла деньги и купила белую рубашку и мацзу [22] . Британцы всегда обожали такую прислугу: набожную, утонченную и чистоплотную. И так я нашла работу у британской леди и ее древней матери. Фамилия их была Флауэрс. Они жили в районе Виктория Пик. Их дом был меньше других в округе: он напоминал коттедж, с извилистой дорожкой в папоротниках, которая вела к парадной двери. На верхнем этаже жили две престарелые английские леди, а я получила комнату на цокольном этаже.
22
Юбка-брюки. — Примеч.
Мисс Пэтси, дочери, было семьдесят лет, и она родилась в Гонконге. Ее матери стукнуло по меньшей мере девяносто, и ее звали леди Ина. Ее муж когда-то преуспел в торговле, переправлявляя товары из Индии в Китай и в Англию. Мисс Пэтси называла его «сэр Флауэрс», хоть он и был ее отцом. Я думаю, что Флауэрсы сделали себе имя на опиуме, потому что между Индией и Гонконгом с давних пор процветал именно этот бизнес, из-за которого многие китайцы пристрастились к этому зелью.
Прожив всю жизнь в Гонконге, мисс Пэтси говорила на кантонском, как местная. Когда я только поселилась у них, я ее почти не понимала, кроме тех слов, которые звучали примерно так же, как на мандаринском. Потом она стала добавлять английские слова, которые я знала по приюту. Вот только мисс Пэтси говорила на британском английском, что осложняло наше общение.
То же касалось и леди Ины — с ее языка срывались мягкие и неразборчивые звуки, словно во рту у нее постоянно была каша, которую она ела каждый день. Она была такой старой, что походила на ребенка. Старушка ходила под себя, я об этом знаю, потому что мне приходилось приводить ее в порядок. Мисс Пэтси говорила:
— Леди Ине надо помыть руки.
И я поднимала леди Ину с дивана, кровати или обеденного кресла. Мне еще повезло, что она была сухонькой маленькой старушкой. Правда, характер у нее был скверный. Пока я вела ее в ванную комнату, она кричала: «Нет, нет, нет, нет!» Ей не нравилось, когда вода касалась ее кожи, особенно головы. Так что три или четыре раза в день я ее мыла, переодевала и стирала ее трусики и другую одежду. Мисс Пэтси не хотела, чтобы ее мать носила подгузники, — это оскорбляло бы ее достоинство. Поэтому мне приходилось очень много стирать — каждый день. Ну, мисс Пэтси хотя бы была вежливой женщиной, очень приятной. Если леди Ина устраивала скандал, ее дочери достаточно было веселым голосом сказать три слова: «У нас гости!» — и старушка тут же успокаивалась. Она усаживалась, выпрямляла спину и складывала руки на коленях — так ее научили делать, когда она была маленькой. Перед гостями она должна была вести себя как леди.
В этом доме еще жил попугай: большая серая птица по имени Ку-ку — так кричит птица из часов. Сначала я подумала, что мисс Пэтси зовет его китайским словом, обозначавшим «плач», потому что иногда попугай действительно издавал такие звуки, словно был смертельно ранен. А иногда он смеялся, как сумасшедшая женщина: громко и долго. Он мог повторить любой звук, любой голос: мужской или женский, обезьяний или детский. Однажды я слышала, как он свистел, словно кипящий чайник. Я побежала на кухню, но это оказался не чайник, а попугай, раскачивавшийся на своей жердочке и вытягивавший шею от гордости, что ему удалось меня провести. В другое время мне казалось, что я слышу, как плачет китайская девочка: «Баба! Баба! Пожалуйста, не бей меня!» — а иногда раздавался такой жуткий крик, что от него выпрыгивало сердце из груди.
— Ку-ку был уже плохим мальчиком, когда сэр Флауэрс купил его мне на десятый день рождения, — сказала мисс Пэтси. — И за эти шестьдесят лет он учился только тому, что хотел, как делают многие мужчины.
Мисс Пэтси любила его, как сына, но леди Ина всегда называла попугая дьяволом. Стоило ей услышать, как эта птица смеется, она тут же направлялась к его клетке, грозила ему пальцем и говорила:
— Ох, тихо! Заткнись!
А иногда она только успевала поднять палец, как попугай опережал ее и говорил: «Ох, тихо!» — в точности как леди Ина, и тогда она терялась. Как же так? Она что, сама это сказала? Этот вопрос застывал у нее на лице. Она склоняла голову то в
— Заткнись!
— Заткнись!
Однажды леди Ина подошла к птице, но не успела открыть рот, как попугай произнес напевным голосом мисс Пэтси: «У нас гости!» Леди Ина немедленно отправилась к ближайшему креслу, села, достала кружевной платочек из рукава и сложила руки на коленях. Потом, уставившись своими голубыми глазами на дверь, принялась ждать.
Вот так я научилась английскому языку. Я решила, что если птица способна освоить английский, то и я смогу. Мне надо было произносить слова правильно и точно, иначе леди Ина меня не слушалась. Мисс Пэтси разговаривала с леди Иной простыми фразами, и это помогло мне их запомнить: «встань», «садись», «обед подан», «пора пить чай», «ужасная погода, не правда ли?».
Прошло два года, и я уже думала, что в моей жизни ничего не изменится. Каждый месяц я ходила на вокзал, чтобы в очередной раз убедиться, что стоимость билета снова выросла. Каждый месяц я получала письма от Гао Лин. Она рассказывала о своей новой жизни в Сан-Франциско и о том, как тяжело быть обузой для незнакомых людей. Церковь, которая пригласила Гао Лин и обязалась покрывать ее расходы, нашла для нее жилье: комнату у старушки по имени By, разговаривавшей на мандаринском.
Гао Лин писала:
«Она очень богата, но ведет себя как нищая, откладывая на потом все, что считает слишком хорошим, чтобы съесть сразу: фрукты, шоколад, кешью. Все это хранится над холодильником, и, когда начинает портиться, она пробует эти продукты и удивляется: “Почему все говорят, что это очень вкусно? Что тут вкусного?"».
Вот так Гао Лин жаловалась на свою тяжелую жизнь.
Однажды я получила от нее письмо, которое начиналось не с жалоб:
«Хорошая новость: я познакомилась с двумя холостяками, и, думаю, мне надо выйти за одного из них замуж. Они оба граждане Америки, родились здесь. По моему новому паспорту, один на год меня моложе, а второй — на три старше. Ну ты понимаешь, что это значит. Старший учится на терапевта, а младший — на стоматолога. Старший более серьезен и очень умен, а младший — красавчик и шутник. Мне трудно решить, на кого же из них обратить внимание. Что посоветуешь?»
Я прочитала это письмо после того, как дважды в течение часа вымыла леди Ину. Мне хотелось дотянуться до Гао Лин через океан, хорошенько ее встряхнуть и крикнуть: «Выходи за того, кто быстрее возьмет тебя в жены! Как ты вообще можешь спрашивать об этом, когда я с трудом тяну тут свои дни!»
Я не стала сразу отвечать Гао Лин. В тот день мне еще надо было сходить на птичий рынок, потому что мисс Пэтси сказала, что Ку-ку требуется новая клетка. Вот я и спустилась с холма и отправилась на пароме через гавань в Коулун. Там день ото дня становилось все больше людей, съезжавшихся со всего Китая. Сестра Юй писала: «Гражданская война становится все более жесткой. Сражения идут такие же, как во время войны с Японией. Даже если у тебя сейчас хватает денег на билет до Пекина — не возвращайся. Националисты примут тебя за коммунистку, потому что Кай Цзин сейчас считается одним из мучеников, а коммунисты будут считать тебя националисткой, потому что ты жила в американском приюте. А кто из них хуже — непонятно, в каждом городе дела обстоят по-разному».
Прочитав это письмо, я перестала думать о том, чтобы вернуться в Пекин. Теперь я беспокоилась о судьбе Сестры Юй и Учителя Паня с его новой женой. Ведь их тоже каждая из воюющих сторон могла счесть врагами. Направляясь на птичий рынок, я думала только о них. Вдруг я снова ощутила на своем затылке дуновение холодного ветра, хоть на улице было по-летнему тепло. Я даже подумала, что за моей спиной появился призрак, но продолжала идти вперед, сворачивая с одной улицы на другую. Однако чувство, что меня кто-то преследует, не исчезало, а, наоборот, становилось только сильнее. Внезапно я остановилась и развернулась. Передо мной стоял мужчина.