Прозекутор (продолжение)
Шрифт:
Во второй раз за ним пришли его поимщики. Нет, не совсем они: двое могучих солдат в белых нарамниках с красным "ласточкиным" крестом на плече. При виде них отчего-то не возникало сомнений, что если и рыпнешься - удержат на месте. Впрочем, Арсен был слишком слаб после приступа болезни и дурной пищи.
Конвент, синклит или конклав - Арсен сам не знал, как определить собрание - собрался в зале с таким высоким сводчатым потолком, что, казалось, он в точности вписывается в одну из башен. Стол, за которым заседали, уж точно с небольшим зазором вписывался в окружность пола, мощенного
Собралось за столом, как пересчитал подсудимый (и откуда он взял такое?) ровно двенадцать человек: все в одинаковых светло-серых балахонах и таких же накидках, но крест на плече был у каждого зелёный. Дверь за спиной тоже была у каждого своя, что производило несколько странное впечатление.
– Садитесь, тринадцатым будете, - пригласили его вежливо, словно знатного господина. - Вот как раз и место рядом с вами пустует.
Он сел, бегло проговаривая про себя то место в эпосе Мэлори, где описано особенное сиденье для прегрешившего, которое притягивало к себе, даже если последний не подозревал о его смысле. Однако и кресло было самое простое, с высоким навершием и жёсткой кожаной обивкой, мало удобной для спины и седалища, и выбора юноше никакого не предложили.
Обежал глазами присутствующих. Самые обычные лица, только что сухощавые, явно не из тех, кто раскормился на иноческих хлебах, и возраста непонятного: морщины явно не от старости, а оттого, что ветер ласкал, светлые пряди - оттого что солнце целовало, горделивая осанка - от тяжести, что постоянно висит за спиной, невольно её распрямляя, или лежит на голове, понуждая блюсти равновесие.
Наступила мрачноватая пауза.
– Досточтимые сеньоры, - прервал её Арсен.
– Если хотите услышать от меня что-либо дельное, спрашивайте, я слишком молод и застенчив, чтобы первым поднять голос.
– Молод он, видите ли, - заметил тот же человек, что пригласил садиться. - И смущён до того, что заговорил, еле трон по себе обмяв.
"Обомнёшь такой, как же, - подумал юноша. - Дубовый, судя по крепости".
– Услышать-то мы хотим, причём каждый своё и все - разное, - ответил ему главный или тот, кто казался таковым.
– Поэтому было решено устроить нечто вроде диспута, к какой форме беседы уважаемый... э... пациент привычен.
– Пациент? Может быть, лучше клиент?
– усомнился кто-то рядом.
– Лучше сказать - выпускник Ассахара, - поправили их обоих.
– Он сам медикус и насчёт пациента может понять не так. И допрашивать его никто не собирается, а казнить тем более, так что долой юридическую терминологию. Форма беседы свободная, порядок наших выступлений произвольный, ответы следуют после всего корпуса вопросов и в том же порядке. Времени для раздумий не даётся.
"То есть высокий суд импровизирует, а мою память и вдобавок к ней рассудок сковал узами", - подытожил Арсен. С другой стороны, известное шутовство со стороны двенадцати заставляло предполагать некую сыгранность. В том смысле, что выскакивать вперёд и оттеснять других, как кучка наглых студиозусов, никто не будет, а поэтому импровизировать понадобится лишь напоследок.
– Я готов,
Он ждал, что заговорит сосед справа или слева, но начал тот, кто сидел напротив:
– Скажи своё истинное имя, если посмеешь.
Затем включились в игру его соседи справа и слева, словно расширяя пространство вопросов:
– На своём пути ты пробавлялся сущими пустяками, почти что нищенствовал. На что ты потратил медицинские деньги?
– Возможно, они там же, где пропавший клад рыцарей Храма, ради которого на них и ополчился, и взял грех на душу король Филипп?
– Откуда у тебя нечувствительные пятна на лице и других частях тела и не ведьминские ли это меты, хотя ты не женщина, но мужчина?
– Ты присваиваешь себе прерогативу королей - лечить наложением рук. Откуда в тебе сия кощунственная способность?
– Твоя кровь способна исцелять как болезнь, так и природу человеческую, уподобляя тебя Иисусу Христу. Это ли не ересь?
– А если это само по себе не болезнь, присущая тебе от рождения, где ты умудрился такое подцепить?
– Ты шутя пролистнул сто лет войны, от великой чумы поймал лишь отсветы и отголоски, коронация короля Карла в Реймсе и падение гигантов - великого Ордена, великой Девы и славного её Оруженосца - не колыхнуло ни души твоей, ни памяти. Не слишком ли легко ты пробегаешь по страницам жизни?
– Ты лёгок, как опавший лист, - оттого ли время над тобой не властно? Мы давно следим за тобой, ни годы, ни десятилетия ничего в тебе не меняют. Это ли не колдовство?
– Все мы пишем свою жизнь на гладком листе бумаги, а ты на скомканном, причём комкаешь - и протыкаешь - его сам. Если ты пустишься вскачь по временам, за тобой будет невозможно угнаться. Это ли не пагубная способность?
– Уже одним своим существованием ты нарушаешь незыблемость, логичность и связность мира, возвещённую Христом. Это ли не ересь сугубая?
– С какой стати, рожна, бодуна и иже с ними мы для тебя сеньоры и господа: не рано ли хвостом начал перед нами землю мести?
Последнее замечание с его ядрёной терминологией могло исходить только от Реймонда, на худой конец - его духовного брата, И Арсен подивился тому, что не узнал его по внешности. С другой стороны, это могла быть Хестур, хоть и женщина, и Теофраст, хотя и покойный: слухи о смерти часто бывают преувеличены.
Всё смешалось у него в голове: каждый судья сообщал ему то, чего он за собой не знал, иногда - вообще не догадывался. Но теперь его смутные подозрения слились в единую картину, и юноша вдруг понял, что весь корпус вопросов и должен был его на это натолкнуть. С другой стороны...
– Я отвечу, - пробормотал он.
– Я и вправду рад был бы ответить, но не знаю, что именно.
– Нарушаешь условие, - попеняли ему нестрого. - Собственно, на допросе энной степени все вы так себя ведёте: "скажите мне, в чём я виноват или что вы хотите от меня услышать, а я с радостью признаю и подтвержду... подтвержу".
"Реймонд, - воскликнул про себя Арсен.
– Не мог же Теофраст ни с того ни с сего воскреснуть".
– Прошу вас, - тихо произнёс он вслух.
– Ответ не готов, но уже зреет.