Проживу и без любви
Шрифт:
Глупость какая-то, думал Коули, глядя на неподвижного Джереми, лежащего ничком. Я ведь и не ударил его ни разу.
Разве что изодрал ему все лицо когтями, осенило вдруг Коули. Или это чистейшей воды случайность, и кот проделал это всецело по собственной инициативе? Но на этот вопрос мог дать ответ только учитель. А вот кое-что другое Коули твердо знал: если бы он нанес противнику хотя бы один-единственный удар, то убил бы его на месте.
Защелкивая наручники на запястьях Джереми, Коули глядел на Джея. Глаза мальчика были крепко зажмурены, колени подтянуты
— И все равно вам не взять меня, — хрипло выговорил Джереми, не открывая глаз. — Я все равно уйду от вас… Ах как здорово я наколол вас, парни в нашивках!
— Заткнись! — оборвал его Коули, рывком поднимая Джереми на ноги и толкая в сторону чердака.
Наряд полиции прибыл минут через пять. Коули воспользовался мобильным телефоном Джереми, найденным тут же, на чердаке. Сдав Уаттона коллегам с рук на руки, Коули занялся мальчиком. Джей был в сознании, но не произносил ни слова. Это встревожило Коули: неужели у ребенка шок?
— Ты как-то спрашивал меня, малыш, что нужно делать, чтобы быть сильным, — говорил Коули, неся мальчика к машине. — В детстве я не был крепышом, меня колотили все кому не лень…
Джей молчал, крепко обхватив Коули за шею. Слышит ли он, понимает ли? Неважно… И Кристофер продолжал:
— Так продолжалось до тех пор, пока на моих глазах не стали избивать одного малыша, щупленького и хилого. Я не понял даже, откуда взялась у меня сила свалить с ног двух крепких парней… Наверное, тогда я и решил, что стану полицейским. Запомни, ковбой: если защищаешь слабого, одолеешь сильного. Остальное — дело наживное. Обещаю, что научу тебя. Слышишь?
Усадив Джея на сиденье автомобиля, Коули склонился над ребенком. Ему показалось, что малыш хочет что-то сказать. Губы Джея кривились, но с них не слетело ни звука. Лишь глаза его, огромные и чуть раскосые, с мольбой глядели на Коули.
— Погоди-ка, — Коули полез в карман. — Вот она, твоя зверюшка. — Он протянул малышу Томогучи, которого подобрал в детской. — Я тут покормил его пару раз. Он у тебя классный, совсем не капризный. Вы недолго пробыли в разлуке, он и соскучиться толком не успел…
Снайп тыкался мордой в колени Джея, норовя лизнуть игрушку. Дрожащие губы ребенка вдруг сложились в улыбку, он часто задышал. И вдруг протянул ручки к взрослому. Подхватив его на руки, Коули закрыл глаза.
Будь ты проклят, Джереми Уаттон! Я убью тебя! Сам, своими руками!
«Оставь в своем сердце уголок для жалости», — отчетливо услышал он голос учителя, словно тот стоял у него за спиной. Боже праведный, о какой жалости может идти речь, если эта кроха едва ни лишилась жизни?..
— Спа-а… спасибо, сержант, — раздался едва слышный шепот. — Я не с-смог с ним с-справиться…
— Ты боролся, парень? — Коули едва не сделалось дурно, когда он вообразил себе эту борьбу.
— Да… Я п-почти сбежал от него… Я не был трусом…
— Он бил тебя?
— Один р-раз. Я… Знаешь, я тоже хочу быть полицейским. К-как ты…
И ребенок прижался к Коули.
— Хочешь, отвезу тебя к маме? —
— А она не будет ругаться?
— Нет. Это я могу тебе обещать.
Впервые в жизни Коули вел машину держа на коленях ребенка. И диву давался тому, как это, оказывается, приятно. Джей слегка посапывал, он заснул почти сразу же, как машина тронулась с места. Одной рукой обнимая малыша, Коули чувствовал, как согревается его сердце. Сейчас он впервые в жизни ощутил себя отцом, словно воскрес вдруг из мертвых его нерожденный ребенок. Это было, в сущности, единственной потерей в его жизни, о которой он глубоко скорбел. Тогда он почему-то не сомневался, что у них с Кэтти был бы сын…
Входя в лифт, Коули мысленно взмолился: «Господи, сделай так, чтобы она все еще спала!» Тихо открывая ключом замок, умолял: «Еще минуту…»
Мэри сидела в постели. Бледное лицо ее обращено было к двери. Когда он переступил порог, мексиканка ахнула и всплеснула руками, а Мэри лишь слегка приоткрыла губы… и глаза ее засияли вдруг таким светом, что Коули едва не зажмурился.
Глядя на нее, прижимающую к груди крепко спящего сына, он знал, что удостоился великой милости. Знал, что как бы ни сложилась дальше жизнь, он никогда не забудет, как любовался живой мадонной. Красоту лица этой женщины невозможно было описать средствами, доступными человеку, — ни пером, ни кистью, ни словами…
Лурдес как-то незаметно исчезла, а Коули так и остался стоять посреди комнаты. Двигаться он был не в состоянии.
— Скажи, я все еще сплю? — прошептала Мэри, глядя на него сияющими глазами.
— Нет, — тихо ответил Коули. — Кажется, теперь сплю я.
Чуть погодя он отнес малыша в гостиную и удобно устроил на софе, а сам возвратился к Мэри. Она прилегла на подушки, но глаза ее, не отрываясь, глядели на Коули. Присев на краешек постели, он раскрыл было рот, чтобы поведать ей о случившемся, но она жестом остановила его.
— Не надо. Я все знаю. Я все видела…
— Во сне? — только и спросил Коули.
— Да. Ты спас его…
И до Коули каким-то непостижимым образом дошло, что она говорит о Джереми. Видимо, чувства его были столь ясно написаны на его лице, что Мэри слабо улыбнулась. И вдруг спросила:
— Почему ты не обнимешь меня?
Коули показалось, что у него что-то со слухом. Уставившись на нее, он молчал как последний идиот.
— А во сне ты так меня обнимал, что дух захватывало, — снова улыбнулась она. — И целовал… и еще говорил…
— Я говорил, что люблю тебя, — обрел наконец дар речи Коули.
— А что я ответила?
— Понимаешь, ты тогда…
— Обними меня, — тихо попросила Мэри.
— Я боюсь, — честно признался Коули.
Медленно сев в постели, она дотронулась ладонью до его лица. Глаза ее глядели слегка вопросительно.
— Ты… знаешь?
— Знаю, — кивнул Коули, прекрасно понимая, что она имеет в виду.
Челюсти у него вновь начало сводить. Будь ты проклят, Уаттон! Те пятеро ублюдков были всего-навсего пятью пальцами перчатки, надетой на твою руку!..