Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)
Шрифт:
Башнер развернул КПВТ и бил наугад по кустам, деревьям, еле различимым в зарослях домам. Его поддержали автоматами.
– Уходим! – крикнул командир группы.
Погрузив, почти забросив в кузов «Урала» раненного сапера, прикрывая друг друга, заскакивали в люки БТРов бойцы. Матерясь и разбивая в кровь руки, разворачивали жала пулеметов башнеры.
Мы с Еремой прикрывали отход с противоположной части «зеленки». Заметив дрогнувшую ветку, я резко повернулся и выпустил несколько коротких очередей. Перевел ствол автомата левее и
«Неужели расстрелял магазин?!»
– Патрон перекосило, Серега! – крикнул Ерема.
Вскинув автомат, я увидел затворную раму с перекосившимся патроном и подумал: «Как это могло случиться?» И еще я подумал: «Конец!»
– Прыгай в люк! – дико заорал Ерема, стреляя на ходу. Я вскочил в люк уже двигающегося БТРа и увидел, как странно, боком заваливается на асфальт Ерема…
Четыре месяца спустя я был с сыном на новогодней елке. Сын хохотал, бегал вокруг елки, дергал меня за рукав:
– Ты видел, пап, видел?
Он был счастлив.
Я смотрел на его бесконечно любимую и дорогую мордаху, в широко распахнутые шальные глаза и думал о Ереме. У Еремы тоже был сын…
Ночью мне снилась первая любовь. Мы сидели в спальне ее огромной квартиры на фоне разобранной смятой постели и пили кофе. Она что-то оживленно рассказывала, водила пальцем по столу, и с каждым ее жестом нарастала во мне необъяснимая тревога.
В этот момент в квартиру ворвался ее муж. Он кричал, ожесточенно размахивал руками, хватал меня за отвороты рубашки, и тогда я сказал ему:
– Почему вы так волнуетесь? Ведь Алла давно умерла…Я проснулся подавленный: по преданию, покойники снятся к смерти.
По преданию, нельзя мыться и бриться перед боевым выходом, фотографироваться перед полетом. Мы не брились, не фотографировались – и умирали каждый день.
По преданию, черная кошка – к беде, покойники – к смерти, собака – к другу.
Алла обнимала меня во сне, горячо шептала что-то смешное, глупое, из нашей юности, но так и не позвала с собой…
А если бы позвала?
У меня перед глазами стоит Ерема. И те, кто были «до». И те, кто «после». Я их еще не знаю. Вероятно, узнаю, когда прикоснусь пальцами к безжизненной сонной артерии. Узнаю и буду помнить всю жизнь: бесфамильных, безымянных, моих несбывшихся друзей. Ведь Алла позвала не меня…
Я вышел на кухню, сел к столу.
Она мыла посуду. Работал телевизор. Невероятно пышногрудая девица бодрым, вселяющим оптимизм голосом объясняла, как правильно отличить настоящую тефлоновую сковороду от подделки.
– Привет, – сказал я.
Она повернулась ко мне:
– Полчаса назад передали: в Веденском ущелье попали в засаду «уазик» и БТР. Шестнадцать человек погибло…
И, уткнувшись лицом в полотенце, заплакала.
Миниатюры
Предисловие
Миниатюра
Но миниатюра – сама по себе. Далеко не каждое наблюдение впоследствии становится рассказом, повестью или романом. Мысль, история, сюжет могут быть настолько емкими и выразительными, что уже не требуют дальнейшего повествования. Так родился жанр миниатюры.
Стихи в прозе, записки на манжетах, ощущение истины…
Я пишу миниатюры всю жизнь. С них я начинал, ими, вероятно, и закончу – то, что я скажу, в конце вряд ли будет претендовать больше чем на миниатюру.
Перед вами книжка моего взросления. Развернутая биография. То, что написано, – мне уже не принадлежит. Я за последней страницей этой рукописи, перед огромным, как стена, чистым листом.
Исписанный лист – ответственность писателя. Чистый – совесть. Лист длиною в жизнь. Жизнь – миниатюра в масштабах Вселенной…
От шестнадцати до двадцати
Сигаретный дым занимает мое воображение.
Выпусти колечко дыма в закрытой комнате – оно белое. В окно, на улицу – голубоватое. Так же и многое другое, немножко посерьезней…
Он сошел на остановке и канул, пропал в людском потоке.
Еще недавно в полупустом трамвае, прислонившись к окну, он о чем-то сосредоточенно думал, а я был не в силах отвести от него глаз – в его лице, напряжении взгляда было столько необыкновенного…
Но вот он побежал, засуетился, обгоняя одних, уступая другим, – и я его уже не вижу.
Однако скоро и моя остановка…
Каждый из нас знает, что такое счастье. Только нужно подгадать время, чтобы спросить об этом.
Старая, беспомощная, слепая, одиноко стучит клюкой, натыкаясь на прохожих, задевая грязным эмалированным ведром:
– Христа ради, детки, помогите водички набрать… Христа ради, милые…
– Ну, а потом и полы тебе помыть…
– Отвяжись ты, бога ради…
– Ладно, бабка, не скули, давай свое ведро…
Обычно. Все давно привыкли к этому. А вот взбрело же написать. Зачем? Для кого? В пустоту…
Одна из причин отличия дурака от умного в том, что он высказывает любые свои мысли вслух, – не хватает ума промолчать.
Но как было бы хорошо, если бы все высказывали свои мысли вслух, – тогда наверняка не было бы плохих и пошлых мыслей.
Но, рискнув высказаться вслух, мы отчасти становимся дураками. Поди разберись…