Прозрачные леса под Люксембургом (сборник)
Шрифт:
Взбаламученной, когда открыто и резко не согласна с чем-то.
Злой и жестокой на полях войны.
На сумасбродной и захмелевшей планете пьют, кричат и обнимают красивых женщин.
Но есть у нее еще одно, неведомое нам состояние: стоит подвергнуть планету нейтронной бомбардировке, и тогда кто-нибудь последний, задыхающийся увидит, что еще она бывает равнодушной…
Мне всегда жаль уходящей зимы. Зимой все укрыто снегом, и потому не знаешь, что хорошо, что плохо.
Весной
Зимой проще. Постоишь с кем-нибудь белым на остановке, покуришь, и каждый уедет на своем трамвае. Так и не знаешь: с хорошим человеком поговорил или с плохим.
Сядешь в белый трамвай и поедешь по белому маршруту. Будешь ехать и думать: вечно бы она длилась – зима. Вдруг повернешь голову и увидишь: за окном-то уже март…
Что-то знакомое ощущается в звонке будильника.
Зазвенел во всю глотку, всех всполошил и еще долго звенит с повышенной требовательностью. Затем, лишь отдавая долг времени, все тише, тише и тише…
Во всем художественный беспорядок: разбросанные кисти, почерневшая джезва на залитой кофейной гущей плите, спутанная борода, пачка папирос, сохранившая отпечаток небрежного броска, безумный взгляд ваятеля…
За дверью ровная четкость линий, соответствующая правилам технического мастерства, – безучастная живопись в густо позолоченном багете…
По моей жизни бегают бездомные собаки.
Одни трутся у моих ног, другие, завидев, бегут прочь. Каждая категория собак воспринимает меня по-своему, и я ничего не могу с этим поделать.
Они навязывают мне подсознательное ощущение двойственности, и потому время от времени я пересматриваю свой характер.
Врезалось ощущение смерти: огромные комнаты несозвучно пусты, тусклый свет лампады, мозглая сырость в углах и срывающийся шепот: «Господи!..»
Приснился странный несвязный сон: мы большой компанией малознакомых людей сидим в сквере и как-то очень уж зло и неумно пытаемся обидеть девушек с противоположной скамейки. Но они почему-то не уходят, а встает и уходит девушка из нашего круга. И я прекрасно понимаю ее: она так же некрасива, как и те – напротив.
Я встаю и иду за ней следом – извиниться. Мы идем какой-то неестественной улицей, и по мере моего приближения девушка все дальше и дальше удаляется от меня. Я не знаю, что делать, останавливаюсь, беспомощно оглядываюсь по сторонам и вижу, что нигде нет мамы, совсем нет…
Мне вдруг становится страшно и хочется плакать…
По скоростному шоссе сумасшедший поток машин, поток мгновений… Пренебрегая ограничениями, они, не задумываясь, обгоняют
Лениво помахивая хвостом, пересекает дорогу корова, вековую мудрость земли неся на рогах. Остановила время! Все вышли из машин и пошли за коровой…
Проснулся и рассмеялся в подушку: как избавиться от детской наивности снов?
Маленький невзрачный человек идет пустынным городом.
Поздний вечер. Продувающий насквозь, порывистый ветер…
Человек есть на улице, человека нет на улице – он совершенно незаметен, впрочем, как и всю свою жизнь… Об этом он думает. Еще он думает о том, что никто и никогда не ощущал в нем необходимости.
Через некоторое время его находят убитым ножевым ударом. Кому и зачем понадобилось убивать этого беззащитного человека?
На месте убийства милиция, экспертиза, «скорая помощь». И люди. Необыкновенно много людей. И, конечно, искренние, полные негодования и сочувствия возгласы окружающих.
Еще никогда не уделяли ему столько внимания.
Гуси рождаются на свет и живут исключительно для того, чтобы быть убитыми.
Я не первый подумал об этом – просто однажды стало невыносимо смотреть, как добро и беспомощно глядят два глупых глаза-горошинки на покачивающийся топор в руке хозяина…
И все-таки октябрьский снег и дождь совершенно не похожи друг на друга.
Дождь – хлесткий и неминуемый – стремится вниз сплошным отвесным потоком. Он проносится мимо, разбивается о землю, и я тут же забываю про него.
Снег совсем иной. Он падает невесомыми судьбами, успевая побродить между потускневшими домами и мокрыми, почерневшими от дождей деревьями, поболтать с до сих пор не опавшими листьями, может рассказать им пару небесных новостей. Он еще успевает заглянуть в мое окно, и мы улыбаемся друг другу одной нам ведомой улыбкой…
Он еще хочет побыть кем-то на этой земле…
Морозным вечером встали друг против друга трамваи.
Я протер рукой морозную наледь и посмотрел в окошечко. В трамвае напротив она тоже протерла окошечко и посмотрела на меня. Так и смотрели: я на нее, она на меня…
Подумали, что это, наверное, судьба, и разъехались – каждый своей дорогой…
Замкнутый прямоугольник моей жизни: дом, работа, случайные приятели, чужая женщина…
Я замкнут в этом прямоугольнике и даже не могу сменить чередование сторон. Нет, я еще живу мыслью, что когда-то смогу бродить по мокрым аллеям Михайловского, и однажды начинаю всерьез обдумывать эту поездку, но в самый последний момент выясняется, что одна из сторон дала трещину. Я бросаю все и спешу заделать эту трещину.