Прозрачные витражи
Шрифт:
– Бывало.
– Так вот, однажды паззл раскроили очень неудачно. Его стало возможно собрать двумя способами. Если собирать неправильно, то получались щели – но совсем маленькие, незаметные. А в центре оставался пустой кусочек. Скандал был чудовищный, не меньше трети купивших паззл собрали его неправильно и засыпали фирму рекламациями.
– Врешь? – растерянно спрашиваю я. – Ну не могло так получиться!
– Случайно, может быть, и не могло, – признает Чингиз. – Но фирму хакнул по сети один молодой и не в меру бесшабашный русский хакер… он решил
Как жалко, что виртуальная посуда не бьется!
Я обрушиваю бутылку на голову Чингиза, но он успевает отскочить.
– Ты жалкий, гнусный, бесчувственный, трусливый урод! – Я захлебываюсь в поисках подходящих эпитетов. – Ты!…
– Почему урод? – возмущается Чингиз, держась на безопасном расстоянии. – Карина, честное слово, я раскаиваюсь!
– Знаешь, как я ревела? – кричу ему. – У меня, может, с тех пор психическая травма!
За нами с любопытством наблюдает весь сквер. Включая прогуливающегося полисмена. Второй день подряд, на том же самом месте… Вот позорище-то…
– У меня есть знакомый психоаналитик… – Чингиз ловко уворачивается. – Карина, ну прости! Я тогда был молодой и глупый!
Я поворачиваюсь и гордо иду прочь от памятника. Из толпы кто-то улюлюкает. Чингиз догоняет меня и жалобно просит:
– Слушай, это ведь было пятнадцать лет назад! Да убей я кого – меня бы уже выпустили! Карина, чем я могу… искупить?
Останавливаюсь, меряю его взглядом. Говорю, чеканя каждое слово:
– Завтра. В восемь. У моего подъезда. С букетом цветов и учти, розы я не люблю.
– В восемь… – страдальчески повторяет Чингиз.
– В восемь вечера, – уточняю я.
Не зверь же я, все-таки…
– Мне, право же, очень стыдно, – снова начинает Чингиз.
– Проваливай, и чтобы я до завтра тебя не видела! – командую я. Чингиз кивает – и растворяется в воздухе.
– Дайвер… – только и говорю я.
Прохожу еще несколько шагов – и начинаю смеяться.
Над собой. Над маленькой девочкой, которая хотела собрать паззл побыстрее и предпочитала не замечать неточностей. Придумавшей для себя целую философию. Над глупой девочкой, которая никак не хотела взрослеть.
Интересно, за сколько дней я сумею собрать паззл правильно?
Taken: , 1
1100.1
«Зеркала»
(Синий финал)
Кто я?
Самой бы хотелось понять. Все мы, предпочитающие жить в глубине, странные. У всех свои причуды. Но когда причуд становится слишком много, разница между ними стирается.
Ну что с того, что моя подруга занимается в глубине прыжками с парашютом, а в жизни боится высоты? Что с того, что мой первый виртуальный муж в конце концов оказался десятилетним украинским шалопаем? Что с того, что я иногда люблю зайти в лес, который раскинулся вокруг Диптауна – бесконечный и довольно-таки
Все мы настолько странные, что становимся обыкновенными…
– Я самая обыкновенная, – говорю я Томилину. – Ну… я больше других брожу в глубине, вот и все… Может быть, потому и поняла.
– Денис, выйди, – глядя на меня, командует Томилин. – Знаешь… что делать.
Программист выходит. А Томилин делает шаг ко мне, крепко берет за локти, заглядывает в глаза, говорит, переходя на «ты»:
– Ты откуда, девочка?
Пытаюсь вырваться, но он держит крепко. Без грубости, но и не вырваться…
– Вы же видели мои документы…
– Твои документы не стоят клавиатуры, на которой их набирали! В Управлении по Надзору нет сотрудницы Карины Опекиной!
Может быть, у него дип-психоз?
– Что же вы тогда меня не арестуете… – бормочу я, пытаясь высвободить руки. Когда человек «заблудился», с ним лучше не спорить. Надо переубеждать, надо быть логичным.
– Я сообщил… наверх… велели ничего не предпринимать. Сказали, что ты осуществляешь инспекцию… от другой инстанции. – Томилин вдруг отпускает меня, садится за свой стол. – Так откуда ты? ФСБ? Сетевая полиция? СБП?
Что за бред!
Но я не спорю. С больными не спорят.
– Какая разница? – дерзко спрашиваю я. – Вам же велели ничего не предпринимать?
– Откуда ты знала, что эксперимент не удастся? – вопросом отвечает Томилин.
– Я же сказала – догадалась! Я часто бываю в глубине. Я…
– Еще скажи, что это твой настоящий облик, – саркастически улыбается Томилин.
Молчу. Зачем спорить, если мне не верят заранее.
– Ну и каков результат инспекции? – спрашивает Томилин. – Что сообщите, Карина Петровна?
В имя он вкладывает столько иронии, что я поневоле чувствую себя виноватой.
– Чистую правду, – отвечаю я. – Что за исключением мелких нарушений трудовой дисциплины в первой виртуальной тюрьме не обнаружено ничего необычного. У меня, правда, были сомнения. Показалось, что в тюрьму ухитряются проникать посторонние. Но вы меня убедили, это часть программы перевоспитания осужденных.
– Все равно проект не закроют, – говорит Томилин, будто себя убеждая. – Определенные результаты есть…
– Какие результаты? – невинно спрашиваю я. – Сверхвозможностями в глубине обладают лишь бунтари. Одиночки, индивидуалисты. А это в тюремной камере не привьешь.
За моей спиной хлопает дверь, появляется Денис.
– Говори, – командует Томилин. – Нечего стесняться.
Я не вижу – чувствую, что Денис разводит руками. Зато слышу, как он виновато бормочет:
– Это не с нашей аппаратурой… канал скручен кольцом на шестнадцати серверах, и где он на сторону уходит – не понять…