Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги
Шрифт:
— Но разве первый журналист не должен делать все иначе, чем другие, чем второй Юрий Рост, например?
— Если Вы будете заставлять себя делать все иначе, в конце концов у Вас будет получаться хуже, чем у всех других.
— Бедный я, бедный. Теперь представьте еще более страшное. На улице автомобильная катастрофа. Вот Вам три вида человеческого поведения…
— Да, понятно, идут дальше, глазеют, помогают.
— А Вы для себя четвертый найдете?
— Нет. Если я вижу, что могу помочь, помогу. Если нет, пойду дальше. — Многие видят по
— Никто не видит. Потому что лгущий человек контролирует и глаза.
— Предположим, к власти в России приходят изуверы. И первым делом запрещают общаться с родственниками, друзьями. С чужими — можно, с близкими — ни-ни. И еще десятки подобных указов: отмена праздников, религии и т. д. Не сажают, но штрафуют десятикратными зарплатами, мотивируя тем, что мы выходим через несколько месяцев на первый в мире уровень благосостояния. Правда, визу желающим уехать присылают на дом и оплачивают проезд. Вы уедете?
— Нет.
— Почему?
— Ну, не знаю. Здесь Родос, здесь и надо прыгать.
— Жаль, Вы отвечаете как все. Правда, в отличие от всех, не добавляете, что будете бороться…
— Я должен Вас спросить, что значит борьба? Будут ходить с флагом, браться за автомат, писать…
— Вам никогда не было стыдно за вою профессию, своего благополучия тоже не стыдились? Хотя вокруг столько обездоленных… Гонорары, публикации, фильмы. У Вас ведь «все схвачено»?
— У меня как раз ничего не схвачено. Я работаю, произвожу продукция предлагаю ее. У меня ее покупают.
— Все знаменитые актеры обязательно говорят, что им повезло. Вам тоже везет?
— Ну, элемент везения безусловно есть.
— А счет в банке?
— Есть. С прошлого года лежит пять тысяч.
— Долларов?
— Почему долларов? Рублей.
— И это все? Нигде в матрасе больше не припрятано?
— Нет. Я зарабатываю себе на жизнь.
— Вообразите, что Вы умираете в сознании. Что Вам жальчее всего оставлять?
— Жизнь.
— Могли бы Вы назвать талантливого телевизионного ведущего, который в отличие от меня умеет раскрывать собеседников?
— Молчанов. Умели разговаривать с людьми Каплер, Листьев. Думаю, более десятка людей.
— Вы брали интервью у десятков или сотен людей?
— Думаю, у сотен.
— Пожалуйста, назовите необыкновенных людей, за знакомство с которыми Вы благодарны судьбе?
— Назову тех, кого нет. Сахаров, детский хирург Францев, метеоролог Дьяков, трубочный мастер Федоров, художник Миша Чавчавадзе.
— Вы ловили себя на том, что для Вас маленькие, никому неведомые гении симпатичнее, чем знаменитые?
— Я ловлю себя на том, что слово «гений» стало слишком употребляемым. Гений это гений, он не может быть ни маленьким, ни большим. Если разговор идет о популярности, то другое дело. Для меня было важно, чтобы человек был достоверным, а не знаменитым.
— Что Вас привлекает в людях прежде остального?
— Не могу определить, разные вещи одинаково интересны.
— Что
— Мы повторяемся. Я предпочитаю отыскивать то, что в них есть.
— Три интересных вопроса задайте, пожалуйста, себе и ответьте на них.
— Куда Вы спешите? — Я спешу к друзьям в бассейн, где мы играем в водное поло. Я старый ватерполист. — Зачем Вы туда едете, что Вы там потеряли? — Потерял в воде молодость и обретаю ее время от времени, встречаясь с друзьями. — В качестве кого Вы там играете, какая роль Вам больше подходит — нападающего, защитника? — Я вратарь. Я ловлю и пропускаю.
Муслим Магомаев
НИ ОДНОЙ МИНУТЫ СВОЕЙ ЖИЗНИ, НИ ХОРОШЕЙ, НИ ПЛОХОЙ, Я ВЫЧЕРКНУТЬ НЕ ХОЧУ
— Вы достаточно состоятельный человек, чтобы каждому гостю давать новые тапочки?
— А где, Вы полагаете, я ему буду давать новые тапочки?
— В Вашей квартире.
— Нет, где, в какой стране мира?
— Вот здесь, в Вашей московской квартире.
— Если я буду жить на западе, то я, может быть, каждому человеку покупал бы тапочки. Там, как Вы знаете, не очень приглашают в дом людей. Если бы у меня в полгода один-два человека были в гостях, я бы, наверное, покупал тапочки. Поскольку в Москве проходной двор, приходят и уходят, вот сейчас позвонили из журнала «Смена», материалы принесут, и каждому я буду давать тапочки? Так мне понадобится целая тапочная фабрика.
— У Вас достаточно средств, чтобы открыть тапочную фабрику?
— А зачем мне нужна тапочная фабрика?
— Ну, дивиденты будут капать…
— Нет, я не занимаюсь бизнесом.
— Кроме того, мне показалось, что Вы не хотите выглядеть смешным. Если в Москве об этом разнесется слух, Вам не нужна такая реклама?..
— Нет, почему. Давать каждому человеку новые тапочки — вполне возможно.
— Второй мой вопрос: помогите мне, что-то там про жизнь в коридоре мы успели поговорить. Я жаловался, сколько жизни могу отнять у Вас, а Вы сказали как-то очень хорошо.
— Что я ничего из своей жизни, ни одной минуты отнять не могу. Все мои.
— Вычеркнуть, так сказать.
— Да. И хорошие минуты, и плохие.
— Муслим, мне кажется, лучшее мое интервью будет с Вами. Я его не запланировал, поэтому оно будет лучшим. Скажите, в каком состоянии, когда я на Вас свалился, я застал Вас? Вот такая же ситуация у Пушкина: «Поговорю о бурных днях Кавказа, о Шиллере, о славе, о любви». А теперь послушаем эмигранта, умирающего в бедности, нищете, Георгия Иванова: «Все туман. Бреду в тумане я // Скуки и непонимания. Ни с ученым или неучем // Говорить мне в общем не о чем». Я на Вас свалился, начинаю мучить. Чему Вы соответствуете? Эти сорок минут — пока я буду с Вами, соответствуют какому настроению, каю картинке? Пушкинской или Георгия Иванова?