Прозрачные звёзды. Абсурдные диалоги
Шрифт:
— А зачем прятаться? Я терпеть не могу двуличности, когда говорят одно, а делают другое.
— Это Вы меня пристыдили. Чтобы Вас подготовить, я говорил одно, сделаю другое. Не могли бы Вы вложить деньги в издание сборника моих интервью, когда они покажутся Вам фантастическими и коммерческими, то есть в дальнейшем принесут доход Вашему центру?
— Нет, сейчас не мог бы. И если Вы пришли ко мне говорить о деньгах, то я не могу поддерживать этот разговор…
— Извините, последние несколько слов… Так Вы отказываетесь, допускать, что эта книга будет любимым чтением не только интеллигенции, но
— Ничего страшного. Думаю, поймете и Вы, если я Вам объясню ситуацию. Я просто отдаю все свои средства во благо больному человеку. Все, что Вы видите — залы, электроника, оборудование — все куплено на мои собственные деньги. Несмотря на то, что у меня государственное учреждение. Я коплю — копейка к копейке — и покупаю необходимое. Сейчас я собираю на диагностический аппарат. Он стоит миллион восемьсот тысяч долларов.
— Убедили. А Вам нравится «Мастер и Маргарита»?
— Да.
— Пришла к Вам его жена (после его смерти она так и делала) просить денег на издание «Мастера». Вы ей тоже не дали бы?
— Помог бы издать. А деньги дал бы на какой-нибудь, может быть, менее нужный медицинский аппарат, но не на издание книги.
— Вы не согласны, что всякая гениальная книга «лечит» не меньшее количество народа, чем Ваше учреждение? Вы согласны?
— Да, но не ту категорию больных, которых бросили все — и государство, и власть, и все страны, бросили. Эта люди никому не нужны. Вы пришли беседовать со мной, даже не вникнув в то, чем я занимаюсь. Так вот, это категория больных, на которых никто не тратит ни единой копейки. С ними случилось несчастье, их спасли от смерти — и все. Они сидят в инвалидной коляске или даже лежат влежку. Но ведь их нужно поднимать на ноги, возвращать к нормальной человеческой деятельности. У них здоровые, умные головы, но помощи ждать неоткуда. Для них мне не жаль ничего. Но на другое я денег не потрачу. Не потому, что я жадный, нет. Но я просто осмысливаю, куда вкладывать деньги и как. Десять раз гениальному человеку я даже ста долларов бы не дал. Но вот Вам, например, даю интервью бесплатно. Не попрошу денег, но при этом буду помнить, что деньги эти я мог бы вложить в медицинский аппарат, который так необходим больным людям.
— А что, у Вас в России уже платят деньги тому, у кого берут интервью?
— Да, существует такой порядок: за консультацию, интервью и все остальное следует платить…
— А если мы расстанемся друзьями, то Вы и посмотрите мой позвоночник бесплатно?
— В России для иностранцев консультация стоит сто пятьдесят долларов, реабилитация — три тысячи пятьсот долларов в месяц. Плюс консультация. Но Вас приму бесплатно. Как всех своих соотечественников.
— Видно, самому Богу хочется, чтобы на посторонние дела Вы не тратили бы ни копейки. Скажите, где Ваш источник жизнелюбия, бодрости?
— Я не только занимаюсь лечением больных данной категории, руковожу не только этом центром — я еще работаю в цирке. Там я приношу кому-то удовольствие, да и мне это дает радость. Это мечта детства, которую я пронес через всю жизнь. И еще — скажу очень откровенно: это не слова, не журнальные фразы — когда поставишь больного человека на ноги,
— Скажите, если Вы в эти мгновения себя чувствуете волшебником, гением, пусть бессознательно — то не потому ли, что цените свою жизнь, как чужую?
— Не хочу ничего надумывать, скажу одно — после того, как я ставлю больного, я сам бываю еле живой.
— Но при этом помните, что совершили чудо?
— Это не чудо, это работа. Мы говорим, что чудо делает сам больной, мы только показываем ему путь. Мы не занимаемся экстрасенсорикой, не машем руками… А совершенно иначе смотрим на это. Не гордимся собой и так далее. Мы чувствуем, что должны помочь больному. Мы не обещаем человеку, что он непременно пойдет, но все делаем для этого.
— Какое у Вас образование?
— Высшее педагогическое.
— Вы не думаете, что интеллигенция в России уничтожена? Осталась либо иллюзия, либо самомнение.
— Нет. Интеллигенция есть. Те, кто мыслят. Это не стадо баранов, которое идет, куда ведут. Хотя большинство — серая масса.
— И вот те или другие смотрят на Вас, и думают, что Вы похожи на мужика… Вы умеющий читать глаза, мысли людей — сталкивались ли Вы с таким к себе отношением?
— Будь ты мужиковатый, но, если ты хороший специалист, цениться будут твои руки, твоя голова.
— Про Сократа пишут, что он был очень некрасив, но был умнейшим сред людей…
— Я Вас перебью. Вы не задаете вопроса, но, видимо, подразумеваете… Вот про девушку говорят: «Какая красавица! Какие ноги, какое тело». Не в этом красота. Не во внешности. Внешность очень обманчива. Нужна внутренняя красота, чистота, а не красивые черты лица.
— Пожалуйста, допустите, что Вы светлый и красивый человек. Откуда это — гены, от родителей, или сами сделали себя таким?
— Я вырос без родителей. Отец погиб, мать умерла. Мне было два года.
— А довольны ли Вы своими детьми? В них есть этот свет?
— Да, доволен. У меня дочь. Я ей не помогаю, она добивается всего самостоятельно. Тем же путем, трудно. Легко ей ничего не дается. Она готовит в цирке танец на проволоке. Самый тяжелый жанр…
— Толстой хотел, чтобы его дети зарабатывали своим трудом. Вы этого же хотите?
— Да, конечно.
— Вы не оставите ей наследство?
— Все, что мы заработали, все это принадлежит семье.
— Если Вы вдруг умираете, Вы позаботитесь о том, чтобы все накопленное ушло на продолжение Вашего дела, а крохи лишь — семье?
— Моих средств так мало, что о них и говорить-то не приходится.
— А те миллионы долларов, которые Вы собираете?
— О чем Вы говорите? Эти деньги собираются для нашего центра. Это не может остаться семье. То, что собирается на аппаратуру, оборудование — оседает там, растет процент на аппаратуру по договоренности. Когда мы выплатим только пятьдесят процентов цены, мы сможем пользоваться ею. Никто не принесет и не подарит… В России такое время, что государство за тебя думать не будет — выживай и думай сам.