Прозрение. Том 1

Бэд Кристиан

Выдав этот оригинальный вердикт, я развернулся и ретировался из карцера.

Дерен вышел следом за мной.

— Ты уверен, что внутренних повреждений нет? — спросил я его, когда дверь закрылась.

Я всё-таки сомневался. Ведь даже эйниты прикасаются к пациентам, когда лечат.

— Уверен, — отозвался он. — Над парнем издевались, но до прямого насилия не дошло. — Он вскинул на меня глаза. — Да, было и то, что вы предполагаете. Но разрывов или чего-то вроде — нет. Мучили,

думаю. Возможно, имитировали половой акт. Чисто психическое насилие он перенёс лучше, мозг у него гибкий, тренированный. Когда придёт в себя, не стоит бросать его на Гармана или кого-то из сержантов.

— Я пока не уверен, что пацан вообще оклемается.

— Оклемается. И очень быстро. Не смотрите, что полудохлый. Как бы он нам тут трупов потом не наделал… — Дерен вздохнул и нахмурился, словно перспектива выздоровления пленника огорчала его.

— Я не пойму, жалеешь ты его или нет?

— Как человека — жалею. Но мы сейчас спасаем себе врага. Сильного, дурного. У него такой возраст, что мстить он нам будет изо всех сил.

— Дерен, ты такой умный, удавил бы! — рассмеялся я. — Вот тебе и карты в руки — воспитывай так, чтобы на людей потом не бросался. Скажи Гарману, что я разрешил тебе доступ в карцер.

— А смысл? Мы же всё равно не сможем его отпустить. Он ненавидит нас. Значит, ненавидеть будет и так и этак. Сейчас он полагает, что это мы заплатили алайцам за его голову, и переубедить его невозможно.

— Значит, воспитывать не будешь?

— Буду.

— Зачем?

— Делай добро — бросай в воду.

— Всплывёт?

Дерен осуждающе покачал головой:

— Зачем вы оставили его на корабле?

— И ты был за «удавить»? Формально — парень ничего плохого нам не сделал.

— Он участвовал во всём, что планировал его дядя.

— А если он просто не имел выбора? Это ты у нас, может, и умел выбирать в восемнадцать… Или сколько там ему, лет?

— Говорит, что восемнадцать, — доверия этому «факту» на физиономии Дерена не отразилось. — Я бы метрики посмотрел. Но документов мы вот так, запросто, не достанем.

— Вот-вот… Какие там у него сверхспособности — это я не в курсе, но прогностического мышления ему ещё по возрасту не положено. Он не представляет последствий своего выбора.

Дерен, не соглашаясь, покачал головой.

— Предназначение мы ощущаем с детства.

— Это тебе в семье мозги не сносили. — Уж на «пилотов в десятом поколении» и прочих дурно воспитанных болванов я в Академии насмотрелся. — Дети высокородных экзотов — заложники социальных программ, навязанных воспитанием. Судят о них по имени их родителей.

— От воспитания зависит только половина того, что внутри. Другая половина — у каждого своя. — Дерен спорил без интереса, без удовольствия. Но спорил, тут его уже не исправишь.

— Но ведь и неизвестно пока, что возьмёт в нём верх? За дядю с ним

уже рассчитались алайцы. Ну что нам, из шлюза его выбрасывать? — решился я на последний аргумент.

Дерен смотрел на меня и молчал. Неужели я его всё-таки переспорил?

— Вальтер, — я положил руку пилоту на плечо. — Мне некому больше поручить этого щенка. Про Гармана ты сам понял. Повозись немного, потом, обещаю, я придумаю, куда его пристроить. Виноват он только в том, что фамилия у него — Имэ.

— Только не забывайте, что он вас ненавидит, — покачал головой Дерен.

— И?

— Просто не забывайте, и всё.

Дерен меня всё-таки зацепил немного. Эберхард у нас психически одарённый? Значит, первым я переговорю с Энреком. Он должен хотя бы примерно представлять, что в голове у такого, как этот.

Энрек рассказывал мне, что знавал одного регента, Бгоро Тауэнгибера, которого я чуть не придушил на почве взаимного непонимания. Может, Энрек объяснит мне, что у этой недоделанной знати внутри?

Как они мыслят? Чего хотят?

* * *

Кьясна встретила успокаивающей зеленью. Роса я брать не стал, непонятно было, задержусь или нет. А то расслабится при храме, понимаешь.

Лететь с дежурным пилотом мне тоже не захотелось, и я смылся один. Надо иногда отдыхать от корабельной суеты, наследников непонятно чьей крови и задач, которых не понимаешь.

Спустился прямо к резиденции губернатора, где квартировал и правил, как умел, официальный наследник дома Сапфира, внебрачный сын эрцога Локьё, иннеркрайт (по-нашему инженер), Энрек Лоо. К счастью, он был на месте и даже рад меня видеть.

Меня проводили к нему без доклада. И ради меня же разогнали очередь из пары десятков местных чиновников.

Энрек выбрался из-за окружённого голографическими документами стола и сгрёб меня с непосредственностью хайбора.

Непонимания с моей стороны он не боялся. Пробовать капитана на прочность иннеркрайта научили на «Персефоне», и он с удовольствием устроил мне диагностику рефлексов.

— А поехали в бар? — рыкнул он, гася документы взмахом руки.

Он был удивительно весел по сравнению с тем угнетённым состоянием, в котором я оставил его в дэле возле земного архива.

Я был тоже рад его видеть, но сначала всё-таки вывалил неприятное, чтобы уж сразу.

Энрек выслушал не перебивая.

— Ну вот ты и пообщался с выродками, — рассмеялся он. — Так их у нас и зовут. Если кровь проявляется рано — с ними носятся и выращивают в моральных уродов. Там целая схема. Сначала это животное воспитывают вообще безо всяких запретов, а потом тех, кто доживёт до положенных сорока двух, очень жёстко вгоняют в рамки.

— А зачем? — удивился я.

— Наводят лоск на общую безнаказанность, — фыркнул Энрек.