Прячем лица в дыме

Николаева Лина

Перед глазами маячил образ весёлого рыжего мальчишки. Он оказался сильнее того, кем Раз пытался стать, и легко прорвался наружу, сорвав все замки. Он был готов кричать и плакать, и часами рассказывать о боли, о страхе, о чувстве бессилия, как даже из больницы звал брата и молил, чтобы тот пришёл и забрал. И как отчаянно, до слёз и рези в глазах вглядывался в окно, смотря на отнятый у него мир — когда было окно, а не мягкие стены вокруг.

— Я не смог тогда. Ты мой брат…

Раз прервал его громким:

— Заткнись! Как ты решил, что

промолчать — не по-братски, а сдать в больницу — очень даже? Я бы сам туда пошёл, если бы узнал! Лучше так, чем три года думать о том, что ты просто сдал меня, как сломанную вещь. Я всё гадал, что я сделал не так? До последнего ведь так думал и искал оправдание тебе. И оно было. Но когда я его узнал, стало поздно. Мне оно уже не нужно. Да и обвинения уже не нужны.

Хотелось взять за шкирку Кираза, Раза, встряхнуть и запереть на все возможные замки, чтобы теперь по-настоящему оставить прошлое и зажить другой, нормальной жизнью. Он верил, что это получится — всего шаг сделать. Он почти освободился. Надо только довести дело до конца.

Но будет ли это правильно? Раз чётко знал, что не сможет убить Лаэрта или засадить в больницу, как хотел прежде — пусть сейчас он кричал на брата, винил, но вина того была лишь на половину, остальное Раз сделал сам. Отдать Ризару, и пусть тот разбирается с учёным сам? Да, наверное, ведь это дело — миллионы, равные исполнению мечты. Шажок к новой жизни. Друзья стоили того, чтобы сдержать обещание. Но чего теперь для него стоил Лаэрт?

— Что дальше, Кираз?

— Днём мы передадим тебя тому, кто нанял нас. Всё, — парень положил руки на колени и посмотрел куда-то в сторону.

— Я не об этом, — Лаэрт дёрнул плечом, точно отмахивался. — Как мы с тобой будем общаться?

Раз с удивлённо покосился на брата. Что, его совсем не беспокоила собственная судьба? Или это была такая хитрая игра? Ради чего?

Общаться, конечно! Вместе отмечать праздники, ходить в гости, или того больше, вернуться в родительский дом! Нет уж. Просто уйти — это всё, что хотелось сделать.

— Лаэрт, — впервые за долгое время Раз назвал брата по имени, глядя прямо на него, и этот момент показался таким чужим. — Родственниками нас сделала кровь, но мы не стали семьёй. А может, просто перестали быть. Давай не будем хвататься за падающие осколки — поранят же.

— Тогда скажи мне, Кираз, что я виноват перед тобой и ты не простишь. Что не считаешь меня братом. Скажи, а затем делай что угодно.

С тяжёлым вздохом Раз провёл пальцами вперёд по полу. Нащупав восемь линий половиц, рука сама остановилась. Ну да, восьмёрка же считалась семейным числом. Сейчас он был готов возненавидеть всю систему цифр и отказаться от неё вовек. Не те она знаки давала, не те!

Вместо ответа Раз достал из кармана часы и, бросив беглый взгляд на стрелки, открыл футляр.

— Что это? — брат проследил за рукой с таблеткой.

— Один из твоих даров, Лаэрт. Ты дал мне магию, с которой я должен бороться.

Раз пихнул таблетку

в рот и с усилием проглотил. Лицо учёного исказилось мукой.

— Кираз…

Он прошептал имя брата с отчаянием, со страхом. Такой шепот Раз слышал от него всего однажды — на могиле матери.

— Не говори мне ничего про это. И не называй меня так.

Дальше стоило сказать, что Раз никогда не простит Лаэрта, они уже не станут братьями. И эти самые слова никак не шли. Они встали в горле комом, и он только смотрел на учёного и больше ничего не мог сказать.

— Прости, что стал обузой, — выдавил Раз. — Я знаю, тебе было нелегко тянуть на себе учёбу, работу, дом, меня. И что так глупо полез к лекарству, и что не смог контролировать силу, и что переложил всю ответственность. Я не понимал, каково тебе пришлось, — губы тронула печальная улыбка.

Он с надеждой посмотрел на Лаэрта. Если брат сейчас скажет ответное «прости», если прозвучит это простое и глупое слово, может что-то ещё изменится. Раз не был в этом уверен, но часть от того наивного мальчишки шептала, что нужно сделать такой крошечный шажок и хотя бы сказать своё «прости».

Но в ответ прозвучало совсем другое:

— То, что я создал, способно стать лекарством от всех наших проблем. Я хочу показать тебе, что могу.

— Ты… Можешь? — выдавил Раз.

Да, Найдер узнал от Ризара, что Лаэрт владеет магией, догадка Рены подтвердилась, но тот не проявил её. Во имя всех богов, неужели он правда пошёл на это?

— Да. Я не хотел отказываться от исследований, но у меня не было денег, чтобы оплатить работу добряков, и тогда я испытал образец на себе. Кираз, теперь я знаю, как научиться контролировать магию, поверь мне.

— И какой силой обладаешь ты?

Лаэрт выпрямился, насколько позволяла верёвка, и заговорил любимым учительским тоном, так хорошо знакомым Разу:

— Возможно, ты уже знаешь, что прежде существовало три больших ордена, объединённых по характеру силы. И тебя, и меня отнесли бы к делателям — тем, кто может что-то делать с окружающими предметами или своим телом. Это не только магия, которая строится на основе прикосновений к нитям, но и просто сила, буквально-таки идущая изнутри, будь то необычные способности вроде изменения облика, дыхания под водой, телепатии и прочее.

— К делу, Лаэрт, — как можно холоднее сказал Раз. — Что ты можешь?

Голос брата хотелось слушать — он был тихим, мелодичным, и Раз чувствовал себя змеёй, заворожённой звуками дудочки. Он опять превращался в мальчишку, готового бесконечно слушать брата, но с этим наваждением стоило бороться.

— У меня нет магии как таковой, только способность. Мои органы чувств обострены, всего-то.

Раз вздохнул. Всего! Так вот какой была причина того, что Лаэрт мгновенно скрылся на поезде, что он мог свободно ходить, не опасаясь похищения или нападения, что он безошибочно предсказал появление стриженых — он чувствовал всё раньше и сильнее других.