Прямо к цели
Шрифт:
С каждым днем этого долгого лета Кэти становилась немного крепче, а Бекки немного разговорчивей. И наконец доктор согласился с тем, что Кэти может вернуться на работу в 1-й магазин. Когда в следующий понедельник она оказалась там, ее встретили так, как будто и не было этого долгого отсутствия, если не считать того, что никто не упоминал в ее присутствии о Дэниеле.
Однажды вечером, когда прошел примерно месяц, я вернулся домой и увидел, что Кэти расхаживает по холлу. Моя первая мысль была о том, что на нее, наверное, нахлынули воспоминания
— Ваша кадровая политика в корне неверна, — заявила она, как только за мной закрылась дверь.
— Прошу прощения, молодая леди? — я еще не успел даже снять свой плащ.
— В корне неверна, — повторила она. — Американцы экономят тысячи долларов в своих магазинах за счет оптимизации трудозатрат, в то время как Трумперы ведут себя так, как будто все еще странствуют в Ноевом ковчеге.
— Ноев ковчег — наш удел, — напомнил я.
— Но ведь потоп прекратился, — ответила она. — Чарли, вы должны понимать, что компания может экономить не меньше восьмидесяти тысяч фунтов в год на одной только зарплате. Я не сидела сложа руки последние несколько недель и даже подготовила доклад с обоснованием своей точки зрения. — Она сунула мне в руки картонную коробку и вышла из комнаты.
В течение часа после ужина я рылся в коробке и читал предварительные изыскания Кэти. Она обнаружила излишки рабочей силы там, где никто из нас не подозревал, и подробно объяснила, как выйти из этой ситуации, не настроив против себя профсоюзы.
За завтраком на следующее утро она продолжила свои откровения так, как будто я и вовсе не ложился в кровать.
— Вы все еще слушаете, председатель? — потребовала она, как всегда называя меня председателем, когда хотела сделать какое-нибудь заявление. Эту манеру она позаимствовала у Дафни — я в этом не сомневался.
— Это все разговоры, — сказал я. При этом даже Бекки оторвалась от газеты и посмотрела на нас.
— Вы хотите, чтобы я доказала свою правоту? — спросила Кэти.
— Сделайте милость.
С этого дня, когда бы я ни совершал свой утренний обход, я неизменно сталкивался с Кэти, проводившей опрос, наблюдавшей или просто делавшей записи, чаще всего с секундомером в руках. Я никогда не спрашивал, чем она занимается, да и сама она, если встречала мой взгляд, произносила лишь: «Добрый день, председатель».
В выходные дни из комнаты Кэти часами доносился стук пишущей машинки. Потом без всякого предупреждения однажды утром за завтраком я обнаружил толстую подшивку, которая ждала меня на том месте, где я рассчитывал найти яйцо, два ломтика бекона и «Санди таймс».
Во второй половине дня я принялся читать то, что подготовила для меня Кэти. Уже к вечеру мне стало ясно, что правление должно, не откладывая, принять основную часть ее рекомендаций.
Я хорошо представлял себе, каким должен быть мой следующий шаг, но чувствовала, что для этого мне необходимо одобрение доктора Аткинза. В тот же вечер я позвонил в Адденбрук, и дежурная сестра в порядке исключения сообщила мне номер его домашнего телефона. Наш разговор с доктором продолжался больше часа. У него не было опасений за будущее
Спустившись к завтраку на следующее утро, я увидел, что за столом меня ждет Кэти. Она не произнесла ни слова, пока я пережевывал свой бутерброд с мармеладом, притворяясь, что поглощен чтением «Файненшл таймс».
— Ну хорошо, я сдаюсь, — сказала она.
— Лучше не надо, — предостерег я ее, не отрывая взгляда от газеты, — потому как вы значитесь седьмым пунктом в повестке дня следующего заседания правления.
— А кто будет выступать с моим вопросом? — с беспокойством в голосе спросила Кэти.
— Не я, это уж точно, — ответил я. — И мне не приходит в голову никто другой, кто бы смог сделать это.
Следующие две недели, проходя всякий раз в свою спальню мимо комнаты Кэти, я обращал внимание на то, что стук пишущей машинки больше не доносится. В конце концов меня разобрало такое любопытство, что однажды я даже заглянул в приоткрытую дверь ее спальни. Кэти стояла перед зеркалом. Рядом с ней на подставке находился большой белый планшет, усеянный множеством цветных флажков и стрелок.
— Уйдите, — бросила она, не оборачиваясь. Я понял, что мне ничего не остается, как только ждать заседания правления.
Доктор Аткинз предупредил меня, что публичное выступление может оказаться для девушки слишком тяжелым испытанием и что я должен быть готов к тому, чтобы отправить ее домой, если у нее начнут проявляться признаки переутомления.
— Смотрите, не давите на нее слишком сильно, — повторил он в заключение.
— Я не позволю этому случиться, — пообещал я.
В четверг утром все члены правления сидели на своих местах вокруг стола за три минуты до начала заседания. Оно началось на спокойной ноте с извинений за отсутствие, за которыми последовала раздача стенограмм последнего собрания. Тем не менее Кэти пришлось ждать около часа, потому что, когда мы подошли к третьему вопросу повестки дня, который не стоил выеденного яйца и предусматривал простое принятие решения о возобновлении нашей страховки в банке «Пруденшл», Найджел Трентам воспользовался этим предлогом, чтобы вывести меня из равновесия. Я, может быть, и вышел бы из себя, если бы не видел, что ему очень хочется этого.
— Мне кажется, что настало время поменять банк, господин председатель, — заявил он. — Я предлагаю перевести наш полис в «Лигал энд Дженерал».
Я посмотрел туда, где сидел человек, одно присутствие которого всегда напоминало мне о Гае Трентаме и о том, как он мог бы выглядеть к своим пятидесяти годам. Младший брат носил щегольский двубортный костюм, который успешно скрывал его полноту. Однако двойной подбородок и лысину скрыть было невозможно.
— Я должен довести до сведения правления, — начал я, — что наша компания имеет дело с «Пруденшл» уже больше тридцати лет. И более того, они ни разу не подводили нас за все это время. Не менее важно то, что «Лигал энд Дженерал» вряд ли сможет предложить нам более выгодные условия.