Пряники
Шрифт:
Пока суетились, руками хлопали, слышат, сирена воет – «скорая». Да не просто «скорая», а психбригада едет, это уж потом точно узнали, когда приехали. Федька жену в платяной шкаф засунул, дверцы прикрыл и сидит, капустой хрустит.
Ну, заходит врач, щупленький такой, но зато с ним два амбала в белых халатах, морды кирпичом и руки наготове.
– Что случилось? К кому вызывали? – засыпал щуплый вопросами.
– Да что случилось, беда случилась, – вежливо так и с сожалением отвечает Фёдор – морда у-умная…
– Короче! – говорит один из амбалов. –
– Да я не знаю, – опять же Федор с сомнением говорит, – может, и забирать не надо.
– Вы не стесняйтесь, – щуплый, – говорите, как есть, а мы разберемся…
– Чего разберемся, – зарычал второй санитар, – мы что зря столько ехали!
– Беда, одним словом, – с надрывом говорит Фёдор, а сам на санитара с укоризной смотрит. – Жена у меня задурила, Верка…
– Как задурила-то?
– Да все прячется куда-то, то на чердак залезет, то в шкаф заберется, боится, что ли кого?!
Щуплый очки снял, он в очках был, протер стекла, внимательно и очень серьезно посмотрел на Фёдора.
– Дело не шуточное, – помолчал и очень мягко спросил: – А сейчас-то она где, голубчик?
– Да вот опять в шкаф забралась, сидит там, – развел руками Фёдор и указал глазами на шкаф, где сидела ни жива, ни мертва Верка.
Не прошло и секунды, как амбалы извлекли Веру на свет божий, и не успел Фёдор слова сказать, как щуплый всадил ей укол в руку.
Верка, которая до этого пыталась вырваться из рук амбалов и что-то там кричала, в один момент обмякла, заулыбалась и мирно пошла под руки с двумя санитарами к выходу.
Фёдору, конечно, было не совсем хорошо, когда Веру увозили из дому. Чувство мести как-то сразу ушло из души, и он уже пожалел, что так жестоко пошутил, особенно, когда увидел враз опустевшие Веркины глаза и бессмысленную улыбку после укола, но и поделать ничего не смог, руки-ноги не шевелились, то ли от таких быстрых действий санитаров-амбалов, то ли от испуга – а вдруг и его так схватят, скрутят и увезут.
На второй день, на трезвую голову у него на этой самой голове волосы зашевелились – что ж наделал-то! – собственную жену, мать их дочурки (да и любил он обоих, как оказалось, очень сильно) в дурдом, в психушку отправил!
А ещё и дочка вопросы разные задает.
А ещё и соседи вдруг интересоваться стали: где ж это Верка-то пропадает?
А ещё и пить расхотелось.
После обеда сел Федька на свой «Беларусь» да и двинул в город – благо он под боком был.
Главврач – мужик полный, седой и с добрыми, как у тихопомешанного психа, глазами, на просьбу Фёдора отдать жену ответил коротко:
– Сорок пять дней.
– Чего сорок пять дней? – Уже догадываясь, оглушено спросил Фёдор.
– Курс у нас – сорок пять дней, – мягко улыбнулся главный врач.
– Понимаете, – начал Фёдор, – это я пошутил так…
И рассказал всю историю.
Врач и в самом деле оказался добрым, Фёдора выслушал внимательно, посмеялся в меру, потом запросил историю болезни, полистал, что-то уловил в закодированных врачебных закорючках, вызвал Веру, поговорил
А Федька с тех пор не пьёт. Почти.
Но именем и фамилией своими по-прежнему гордится. И арии исполняет. Даже трезвый. И Верке это нравится.
Лапоть
Всё было как всегда по пятницам. Начальник отдела майор Трегубов перелистывал отчеты участковых, время от времени задавал вопросы присутствующим. Те отвечали, он листал дальше. Дошла очередь и до Лаптева.
– Что, капитан, как всегда? – Не поднимая глаз, спросил Трегубов.
– Что-то не так, господин майор? – В свою очередь спросил Лаптев.
– Всё не так, Лаптев, – майор так и не поднял взгляд на Лаптева, продолжая вчитываться в пункты отчета, – опять у вас административная практика на нуле. Что у вас на участке перестали пьянствовать, хулиганить, ссать за каждым углом?!
– А, вы об этом, – махнул рукой Лаптев, – я же вам уже сто раз объяснял…
– Ты погляди, объяснитель каков, – Трегубов наконец-то взглянул на Лаптева, поправив очки на носу, – ты кто такой, чтобы своему начальнику объяснять, да разъяснять? А?
Лаптеву, конечно, было смешно всё это, уж сотый раз по одному кругу с начальником ходят. У них просто подход разный к службе, у начальника служебный, а у него, Лаптева, человеческий. И где-то логичный. Чётко понимая, что в глубине души Трегубова сейчас закипает гнев, даже ненависть к нему, а у коллег по цеху растёт желание расхохотаться, Лаптев, тем не менее, не удержался и нудным голосом начал:
– Согласно приказам Министра, а также постановлениям Правительства и где-то даже Президента Российской Федерации, собственно, на основе которых, и рождаются приказы Министра внутренних дел, – он передохнул и с не меньшей занудливостью продолжил, – Первой, – он поднял палец, – наипервейшей задачей, стоящей перед сотрудниками органов внутренних дел, является задача сокращения преступности и повышения раскрываемости этой самой пресловутой преступности. Вот. – Он строго посмотрел на Трегубова. А почему бы на него строго не смотреть, он хоть и майор уже, а по возрасту Лаптеву в сыны годится. Ну, не в сыны, так в племянники. Начальником вот, правда, назначили.
– Вы, Лаптев, здесь демагогию не разводите. Я задал вам конкретные вопросы, так вы и ответьте конкретно.
– Хорошо, господин майор, – Лаптев устало вздохнул. – Должен сказать честно. Я работаю на своем участке столько лет, что каждую собаку знаю, не то, что человека. Так вот: уровень преступности на моём участке самый низкий по городу, посмотрите сводный отчет, так? Так. – В кармане завошкался мобильный, Лаптев, не теряя мысли, вынул телефон из кармана, мельком глянул на номер звонящего, тут же выключил звук и продолжил. – Теперь раскрываемость: девяносто девять и девять десятых процента. Не скажу, что это моя личная заслуга, опер у меня хороший за участком закреплен. Отличный опер.