Пряные ночи
Шрифт:
Царедворец поспешно взял девушку, посадил ее на верблюда и выехал в путь. Прибыв в Дамаск, царедворец вошел к повелителю правоверных и рассказал историю с невольницей. Халиф отвел подаренную ему деву в комнату. Потом он вошел в свой гарем, увидел жену и сказал ей: «Аль-Хаджжадж купил мне невольницу из дочерей вельмож Куфы за десять тысяч динаров и прислал мне это письмо вместе с невольницей». И жена халифа отвечала: «Да увеличит Аллах к тебе свою милость!»
А потом сестра халифа Абд-аль-Мелика вошла к невольнице и, увидев ее, воскликнула: «Клянусь Аллахом, не будет обманут купивший тебя, даже если б отдал за тебя сто тысяч динаров!» Тогда Нум спросила ее: «О светлоликая, чей этот дворец и какой это
Сестра халифа удалилась, а на другой день пришла с материей и ожерельями из драгоценных камней и одела деву. Когда повелитель правоверных вошел в покои Нум, сестра сказала ему: «Посмотри на эту деву, которой Аллах даровал совершенную красоту и прелесть». — «Сними с лица покрывало», — приказал халиф наложнице, но та не подчинилась. Тогда халиф не увидел ее лица, а увидел только ее руки, но любовь к деве уже зажглась в его сердце. «Я войду к ней через три дня, когда она с тобой подружится», — сказал он сестре и, поднявшись, вышел от наложницы. Нум принялась раздумывать о своем положении и вздыхать от разлуки со своим господином Нимой.
Когда пришла ночь, дева заболела горячкой. Она стала отказываться от еды и питья, и лицо ее изменилось, а прелести поблекли. Халиф очень огорчился известию о болезни наложницы. Он направил к ней врачей и ученых мужей, но никто не мог сказать, как ее вылечить.
Вот что было с нею. Что же касается ее господина Нимы, то он пришел домой, сел на постель и позвал любимую, но та ему не ответила. Тогда он поспешно поднялся и позвал людей, но никто не вошел к нему, все невольницы попрятались, боясь гнева своего господина. Нима вышел к своей матери и спросил ее: «О матушка, где Нум?» И та отвечала: «О дитя мое, она с той, кому ее можно скорее доверить, чем мне, — со старушкой-праведницей, Она вышла с нею, чтобы посетить факиров, и обещала скоро вернуться». — «И когда же она ушла?» — спросил Нима. «Утром», — отвечала мать, и юноша воскликнул: «Как ты ей это позволила?» — «Не знаю. Это та старуха меня уговорила», — отвечала мать.
Нима вскричал: «Да будет на все воля Аллаха!» — и вышел из дома. Он пришел к начальнику стражи и сказал ему: «Ты хитришь со мною и похищаешь мою невольницу из моего дома! Я непременно пожалуюсь на тебя повелителю правоверных». — «А кто ее увел?» — спросил начальник стражи. И Нима ответил: «Старуха такого-то и такого-то вида. Она носит шерстяную одежду, а в руках у нее четки с тысячами зерен». — «Укажи мне эту старуху, и я освобожу твою невольницу», — сказал начальник стражи. И Нима воскликнул: «Но кто же знает, где эта старуха?» — «Никто. Зато Аллах знает, и он поможет, если будет на то воля его», — отвечал начальник стражи. Он понял, что это хитрая старуха явилась от аль-Хаджжаджа. «Я требую мою невольницу только от тебя, и между мною и тобою будет аль-Хаджжадж», — сказал ему юноша, а начальник стражи ответил: «Иди к кому хочешь!»
Тогда Нима пошел во дворец аль-Хаджжаджа. Представ пред повелителем, юноша поведал ему о своем горе. После этого аль-Хаджжадж приказал: «Подайте сюда начальника охраны! Мы прикажем ему искать старуху».
Когда же начальник охраны явился, аль-Хаджжадж сказал ему: «Я хочу, чтобы ты поискал невольницу Нимы ибн ар-Раби». И тот ответил: «Слушаю и повинуюсь!» — «Ты непременно должен отрядить конных
Нима был в отчаянии. Он достиг возраста четырнадцати лет, и на щеках его еще не было растительности. Но он любил свою Нум, как взрослый мужчина. Нима постоянно плакал и горевал, и мать его вместе с ним. Тогда отец сказал юноше: «О дитя мое, поистине аль-Хаджжадж хитростью захватил деву, но ты не печалься, Аллах милостив, он поможет тебе». Но Нима не выдержал печали и в конце концов заболел. Он не узнавал людей, не понимал, что говорит, и лежал в постели вот уже три месяца. Его лицо изменилось, прелести поблекли, и отец его отчаялся увидеть излечение сына, ибо врачи в один голос говорили: «Нет для него другого лекарства, кроме как любимая невольница».
Однажды ар-Раби услышал об одном искусном докторе-персиянине, которому люди приписывали большой талант в деле врачевания, чтения по звездам и гадания на песке. Тогда ар-Раби призвал к себе этого врача, посадил его рядом с собою и сказал: «Посмотри, в каком состоянии мой сын». Тогда врач велел Ниме подать руку. Тот повиновался. Лекарь пощупал пульс, посмотрел юноше в лицо и засмеялся. Обратившись к ар-Раби, он сказал: «У твоего сына нет болезней, кроме сердечного недуга».
«Ты прав, о врач, — ответил ар-Раби. — Расскажи мне все о его состоянии, ничего не скрывая». И персиянин ответил: «Он привязался к одной деве, которая сейчас находится в Басре или в Дамаске. Единственное лекарство для твоего сына лишь в том, чтобы с нею встретиться». — «Если ты сведешь их, у меня будет чем тебя отблагодарить. Ты проживешь всю жизнь в богатстве и благоденствии», — сказал ар-Раби. И персиянин молвил: «Поистине это дело для меня нетрудное».
Лекарь обернулся к Ниме и сказал: «С тобою не будет беды, укрепи же свое сердце, успокой душу и высуши глаза!» Затем он обратился к ар-Раби: «Я хочу, чтобы твой сын поехал со мною в Дамаск. Выдели из своих денег четыре тысячи динаров, и, если будет на то воля Аллаха, мы обязательно вернемся домой с этой девой».
Затем персиянин сказал Ниме: «Укрепи свое сердце. Мы выедем уже сегодня. А ты пока ешь, пей и развлекайся, чтобы набраться сил для путешествия». После этого лекарь стал собираться в путь. Он взял у отца Нимы десять тысяч динаров, снарядил коней и верблюдов и захватил все самое необходимое.
Нима простился со своим отцом и матерью и отправился с врачом в Халеб, но не напал там на след девушки. Затем друзья достигли Дамаска и прожили там три дня. После чего персиянин нанял лавку и уставил полки ее тонким фарфором, золотом и кусками дорогих материй. Он поставил перед собою сосуды и бутылки, в которых находились разные масла и лекарства. Вокруг бутылок он поставил кубки из хрусталя, а перед собою положил доску и астролябию. Персиянин оделся в платье врачей и лекарей, а юношу он обрядил в рубаху и шелковый плащ и обвязал ему стан шелковым полотенцем, вышитым золотом.
Затем персиянин сказал: «О Нима, с сегодняшнего дня ты — мой сын. Называй же меня отцом, а я буду называть тебя сыном» И Нима отвечал: «Слушаю и повинуюсь!»
Жители Дамаска стали собираться перед лавкой персиянина, глядя на красоту Нимы и на красоту тех товаров, что были в ней. Нима разговаривал с лекарем по-персидски, ибо он знал этот язык, как и многие дети вельмож. Персиянин обрел известность среди жителей Дамаска. Они описывали ему свои недуги, а он давал им лекарства. Ему приносили банки, наполненные мочой больных, и персиянин, глядя на нее, мог безошибочно определить недуг человека. Так персиянин стал лечить болезни, и весть о нем распространилась и в домах вельмож.