Прятки с охотником
Шрифт:
– Помолчи. – Повелительный тон заставил меня осечься. – Вижу в тебе кровь проклятую. Не смей спорить, я вижу. Как ты выживала с судного дня, я даже спрашивать не стану – не мое дело. Здесь ты можешь забыть о прошлом, оно тебя больше не тронет.
Наши взгляды встретились: ее невидящий и мой – ошарашенный. По венам словно ток пустили, когда я вдруг все поняла.
– Эгра, вы…
– Да.
Я осела на пол. Так вот откуда сила немереная и этот дикий блеск в глазах, казалось бы, давно потухших от старости. Эгра – ведьма! Возможно, одна из
– Так вы позволите мне пожить с вами? – прошептала я неверяще.
– Не я решать буду. Здесь нет чьего-то слова, главного над остальными. Как люди скажут, так и будет.
– И этот… – Я неопределенно мотнула головой, но Эгра поняла.
– Ирон. Его не бойся. Кровь горячая, ума совсем нет, оттого и опасен, но ты не бойся.
Я открыла рот и тут же его закрыла, не найдя, что сказать. О своей сущности я ничего толком не знала: я с рождения жила в городе, тогда как молодым ведьмам необходим лес, чтобы проявить в себе силу. Моя мама вышла замуж за обычного человека, уехала в город, родила меня.
О том, кто я есть, я узнала, только когда мама погибла. В ту же ночь отец получил ранение и перед смертью дал наказ: страшиться судного дня, бежать без оглядки, затеряться на краю света.
Мне было пятнадцать. Совсем еще юный возраст для той, кому пришлось выживать в одиночку в мире, ставшим вдруг опасным.
Эгра смотрела на меня неотрывно, будто оценивающе.
– Что делать умеешь?
– А? – Я вскинулась, выныривая в реальность.
– Чем поселению помочь можешь? Тут не оставляют бесполезных. Разве что замуж возьмет кто, если приглянешься.
Я вспыхнула то ли от возмущения, то ли от радости из-за появившегося в голосе Эгры сочувствия.
– Не хочу замуж. Работать буду! Чем поселок живет? Охотой?
– Охотой, рыбалкой. Пасека имеется. Дважды за лето внук ездит в город, сбывает мед и привозит назад ткани, крупы да вещи. Нам хватает.
– Я тоже охотиться могу! – выпалила я возбужденно, а в ответ получила испепеляющий взгляд старухи.
– Ничего о себе не знаешь, да?
Пришлось признаться.
– В день первой судной ночи мои родители погибли. Отец сказал, что во мне кровь ведьм, и велел бежать. Я десять лет скиталась – кто бы меня научил?
– А мать что же, ничего не объясняла?
– Она отчего-то не любила леса. В городе жила и сущность свою давила. Когда я родилась – папа рассказывал – мама поклялась себе, что никогда не признается мне, кто мы. Я не знаю причин. В те годы ведьмы и все остальные… особи не были гонимы. Отчего она стеснялась своей крови, мне не понять. И не у кого уже спросить.
Эгра пошамкала губами, кряхтя встала и замерла у окна.
– Утро наступит, к моему внуку пойдем. Вдвоем нам проще будет тебя пристроить.
Холодный утренний туман опустился с поросших елями холмов на поселение, укрыл его плотным сизым одеялом, заполз и в дома.
Я оставила створку приоткрытой, раз спать не собиралась, и любовалась домами, какие могла разглядеть из окна в сером
Я хотела приготовить завтрак, да не решилась лазить по шкафам в чужом доме. Потом вспомнила о нетронутой каше, что готовила Эгра вчера, но и ее брать не стала – воровать еду у того, кто меня приютил, еще не приходилось. Я прислушивалась к тишине в кухне, ожидая, когда Эгра проснется и выйдет из своей спальни.
А она завтракать, кажется, и не планировала. Только я собралась осмотреться в доме, ничего не трогая, как услышала:
– Пойдем, пока спят все.
Я быстро переоделась в платье, все еще мокрое, вздрогнула от прикосновения холодной сырой ткани и накинула сверху кафтан Горана. Выгляжу, конечно, как оборванка, но за неимением другой одежды сойдет и так.
Вопреки моим ожиданиям, Эгра повела меня не по главной улице, а свернула за угол своего дома, и там в заборе обнаружилась калитка. Сразу за ней – небольшой проход и еще один забор с калиткой. Я догадалась, что поселение немаленькое, но разделено на несколько частей, каждая из которых ограждена.
Роса холодила босые ноги, так что я шла чуть ли не вприпрыжку.
Эгра заперла калитку, зашагала вдоль забора к следующей. Так мы миновали четыре участка внутри одного большого. К чему их было разделять? Из-за трудности ограждения в непролазной тайге? Да не такая уж она непролазная.
– Много людей тут живет? – спросила я, глядя по сторонам. – К чему заборы?
– Немного, – прохрипела Эгра. Она шла торопливо, но из-за низкого роста и коротких ног отставала от меня, и мне приходилось сбавлять шаг, но тогда мерзли ступни, и я принималась ходить взад-вперед. – Заборы от хищников. Зверья в тайге полно.
– А почему поселок разделен? – Я кинула взгляд на дома и сосчитала: здесь их оказалось семь. В предыдущей части – шесть. – Не все дружны между собой?
– Так безопаснее. Если в одной группе кто-то не запрет ворота и набежит зверье – а такое случалось, – то остальным нечего бояться.
– Часто звери нападают?
– Нечасто, но бывает.
Я задумчиво нахмурилась. Опасность жизни в такой глуши мне была известна – да и кто этого не знает? Еще мое внимание привлекло то, что дома, забор и все постройки не выглядят старыми. Значит, община живет здесь не так уж и давно.
Спросить у старушки я не успела: мы свернули на тропинку, тянущуюся мимо зарослей малины, и вышли к небольшой избушке, размером скорее с баню, чем с дом. Эгра постучала в окно, и стекла задребезжали, а спустя минуту или две дверь распахнулась.
– Опять не узнаешь, кто пришел, прежде чем впустить, – проворчала старушка, с трудом закидывая ногу на первую ступеньку.
– Так утро уже, – сонно отозвался Горан, помогая ей преодолеть крыльцо.
Он хмуро посмотрел поверх бабушкиной головы и удивленно округлил глаза, когда я смущенно улыбнулась ему.