Прятки в облаках
Шрифт:
***
В воскресенье Маша и Лиза всем объявили, что идут в библиотеку, а сами отправились в учебный корпус и заперлись в кабинете.
Тихо шелестели страницы научных трудов, посвященных исследованиям артефакта Михайло-основателя. Время от времени кто-то из них что-то бормотал над зеркалом, пытаясь заставить его прокрутить отражения в обратном порядке. Но неизменно они видели только ловко скрученную дулю, которую исправно демонстрировал им артефакт.
— Это бесполезно, —
— Зачем?
— Давайте почитаем труды самого Михайло. Вдруг он оставил там какую-то подсказку. Если я правильно помню, наша Лиза часто фигурировала в его одах.
Дымов вытаращился на нее так, будто Маша сказала что-то действительно умное, отчего щеки ее моментально потеплели. А потом его глаза вспыхнули.
— «Письмо о пользе стекла»! — закричал он. — Адресованное, между прочим, Ивану Ивановичу! Доставайте телефон, Мария, будем читать зеркалу вслух.
Заволновавшись, она быстро нашла в интернете нужный текст и протянула телефон Дымову, будто у него не было своего. Он положил руку на зеркало, отчего оно запотело, а потом начал читать торжественно и медленно:
— Пою перед тобой в восторге похвалу не камням дорогим, не злату, но стеклу. И как я оное хваля воспоминаю, не ломкость лживого я счастья представляю…
Ода длилась и длилась, Дымов читал и читал, и Маша приуныла: не сработало. Это никогда не закончится, никогда!
Но тут прозвучало:
— Тогда о истине стекло уверит нас, ужасный будет ли безбеден грома глас?
И что-то замельтешило под ладонью Дымова. Сталкиваясь лбами, они наклонились над зеркалом, следя за отражениями.
Дымов-Лиза-Дымов-Лиза-Дымов-Лиза-Бесполезняк-Дымов-Лиза.
— Что? — вырвалось у Маши. — Как? Почему?
Он, не менее изумленный, присвистнул.
— Вера Викторовна Толоконникова, — проговорил Дымов, — широко известная как Бесполезняк. Мирная безобидная старушка, декан самого тихого факультета — времени.
— Это она меня тащила в кусты, притворяясь вами? Откуда она узнала про ваш артефакт?
— От Наума Абдулловича? Они вроде как друзья детства.
— А видение, которое мы увидели… ну то, где меня резали, — оно, стало быть, принадлежит…
— Вероятнее всего, Дине Лериной. Она любимая студентка Бесполезняк.
— Ох!
Оглушенные, они так и сидели, глядя друг на друга и ничего не понимая.
— То-то Вечного Стража так разобрало, — сказал Дымов, — факультет времени!
— Но я-то тут при чем? Меня-то за что?
— Действительно.
Они снова замолчали, пытаясь осознать несусветное.
Ну ведь несусветное же! Ну ведь так не бывает!
Маша стиснула руки, чтобы они меньше дрожали. Но внутри все переворачивалось и рушилось, и поверить в Бесполезняк и Лерину никак не получалось.
Глупость,
У них нет никакой причины!
Захотелось вдруг впасть в кому и проснуться через год, когда уже все закончится.
Захотелось бежать из универа.
Захотелось найти Вечного Стража и вытрясти из него все, что он узнал.
Захотелось вцепиться Дине в волосы, разбить ей нос или хотя бы просто взмолиться: за что? почему? что я вам сделала?
Но Маша не впадала в кому и никуда не бежала. Она смотрела прямо на Дымова, на его худое лицо, на неподвижность его черт, на тени в его глазах, и дышала, дышала.
Глубоко дышала, правильно.
Она не одна. Пусть это странное утешение, но она не одна.
Зазвонил ее телефон, и Дымов, который так и держал его, машинально ответил на звонок:
— Алло?
Сейчас он был в своем настоящем облике на случай, если кто-нибудь сюда заглянет. Как объяснить, что в преподавательском кабинете в воскресный день находятся две студентки?
И его «алло» вышло мужским.
Маша подалась к нему, чтобы услышать, кто и зачем звонит.
— А Машу можно? — растерянно спросили в трубке.
— А, — Дымов недоуменно посмотрел на экран, прочитал слово «мама» и ответил, явно находясь в каком-то другом измерении: — Конечно, Лариса Алексеевна, минутку.
— Стойте! — требовательно приказала мама. — А с кем, собственно, я имею честь?
— Циркуль, — ответил он также рассеянно, и Маше пришлось ущипнуть его за локоть. Он хлопнул глазами, вернулся в реальность, снова взглянул на телефон и нахмурился: — То есть, здравствуйте, это Дымов, мы готовимся с Марией к конференции.
— В воскресенье? И при этом отвечаете на ее звонки?
— Телефоны перепутались.
— Кгхм. И с каких пор моя дочь интересуется лингвистикой? Разве она не грезит черчением?
— Мария очень разносторонняя студентка.
— Ну да, ну да. И как вы только позволили, хотела бы я знать, чтобы ее прямо на вашем занятии превратили в паука? У вас проблемы с организацией учебного процесса?
— Мама! — не выдержала Маша и выхватила трубку. — Ну что ты пристала к человеку?
— Он не просто человек, Маруся, он ответственное лицо, как минимум за то, что происходит в его аудитории.
— А ты зачем звонишь-то, мам?
— Я вот все думаю, может, тебе проклясть Сахарова? Нельзя же оставить безнаказанным эту нелепость с пауком. У меня есть парочка очень симпатичных проверенных проклятий, я тебе пришлю их на почту.
— О господи.
— В общем, ты подумай, Маруся. И никогда, слышишь, никогда-никогда не подставляй вторую щеку!
— Хорошо, мам, я подумаю, — пообещала Маша, лишь бы быстрее закончить разговор.
Распрощавшись, она покосилась на зеркало, в котором лицо Лизы теперь сменялось незнакомыми женскими лицами.