Прыгай. Беги. Замирай
Шрифт:
– Ираида Александровна, мы разговаривали с Олегом, когда этот урод набросился на него!
– Лена! – Учительница прерывает её и вопросительно смотрит на Диму.
– Так и было! Он просто набросился на меня! – жалуется белобрысый, потирая покрасневшую шею.
Дима хочет что-то сказать в своё оправдание, но замирает на полуслове.
Звенит звонок. Толпа учеников начинает редеть.
– Вы двое, – говорит учительница, – марш на урок! А ты, – презрительный взгляд в сторону Димы, – живо со мной в кабинет завуча.
Издевательская улыбка Лены Смольниковой. Холодное лицо преподавательницы
Beat. Пауза.
Acceleration. Ускорение темпа.
Вскоре он стал прогуливать школу. Вначале ему часто звонили домой, вызывали к завучу, угрожали исключить. Но после того, как его отец, очухавшись от запоя, пришёл в школу и высказал всё, что думает о системе образования, больше никто не мешал старенькому телефону семейства Волчковых мирно дремать на столе в прихожей.
В восьмом классе у Димы было тридцать процентов прогула. В девятом классе – шестьдесят. В десятый класс он так и не пошёл.
Transition. Переход.
Tardation. Замедление.
Дима Волчков жил в старом многоэтажном доме. Его бледно-жёлтый фасад выходил в переулок, а тыл, сросшись с другими безликими зданиями, образовывал с десяток дворов и двориков, соединённых тёмными сквозными арками. В одном из таких дворов Дима случайно встретил своих будущих друзей.
Однажды, когда он вместо школы в одиночестве блуждал по району, к нему подошёл незнакомый парень:
– Эй, пацан, мелочугой не выручишь?
«Пацан» покопался в карманах и сунул парню десять рублей, от чего тот сразу заулыбался:
– Спасибо, братишка.
Дима порадовался, что так быстро прошёл путь от «пацана» до «братишки», и собрался уже уходить, но парень внезапно добавил:
– Слышь, а я тебя знаю. Ты из двенадцатого?
Дима кивнул.
– Кипиша знаешь?
Дима покачал головой.
– Ты чё, язык проглотил?
– Не-е-ет. Не з-знаю.
– А-а. Ну ладно. Спасибо за монету, даром не пропадёт. Слушай, раз ты местный, приходи к нам на пятачок в шесть. Там и Кипиш будет.
Дима кивнул.
– А я – Белый. Ну, бывай.
Вот так и получилось, что Дима от скуки пришёл к «пятачку». Это было что-то типа дворика со скамейками, где тусовались подростки со всего района. Стены домов, испещрённые граффити и тэгами, отлично гасили любые звуки, скамейки и обрезанные чахлые тополя обеспечивали уют, а три сквозных прохода – возможность при случае драпануть. Идеальное место.
Белый стал личным Диминым гидом в этом новом захватывающем мире. Он был старше всего на три года, а выглядел так, словно ему стукнуло тридцать. На его массивном черепе с редкими белёсыми пятнами вместо волос виднелись подозрительные отметины. У него были чёрные ногти на руках, самодовольная ухмылка, а на левой щеке – рваный шрам. Говорил он громким хриплым голосом и постоянно похабничал.
Его дружки тоже были ребята не промах. Иногда они отлучались в подъезды, а когда возвращались, то на их губах играла глупая улыбка, речь ускорялась, а зрачки напоминали два тёмных пустых колодца. Этим парням и девушкам далеко было до совершеннолетия, но развлекались они совершенно без тормозов.
Диму воротило от алкоголя.
Он всё чаще ходил «потусоваться» на пятачок и всё реже удостаивал своим присутствием школу.
В школе его никто не понимал. Единственным местом, где он не замыкался в себе, стал физкультурный зал, а единственной отдушиной – бег. Это приносило спасительную пустоту. Но стоило Диме остановиться, как его засасывала Зона Отчуждения. Друзей в школе он завести не сумел. Даже его соседка по парте за несколько лет едва ли сказала ему пару слов. Он был обречён стать изгоем.
А вот с проблемными ребятами на «пятачке» сойти оказалось нетрудно. Они сами были изгоями и поэтому сразу угадали в Диме родственную душу. Правда, он ни с кем не откровенничал. Даже если бы захотел, не смог. Дима молчал, скалился над очередной сальной шуткой Белого, целовался с пьяными девицами из двора и курил сигарету за сигаретой, всматриваясь в беспросветное небо, на котором едва ли можно было разглядеть далёкие звёзды.
Stop! Стоп!
Acceleration. Ускорение темпа.
Эскалатор уносит цепочку людей всё ниже и ниже. Эта станция считается одной из самых глубоких в мире. Дима откидывает со лба упавшую прядь волос и морщится от воспоминаний. Вся эта круговерть случайных сцен напоминает безумие.
Резкий выкрик слева – пьяный спор между плечистым таджиком и небритым мужиком в спортивных штанах.
– И чего будет??? – орёт мужик.
Freeze! Замри!
– И где ты был??? – орёт невменяемый отец, когда Дима вваливается в прихожую, еле-еле держась на ногах.
В тот день они с ребятами сидели у одного товарища на квартире. Там Дима попробовал кое-что новое. Под смешки парней он вдохнул глубоко – и вначале не почувствовал ничего, но затем это началось. Сперва он ощутил небывалую лёгкость и уверенность в себе. Казалось, весь мир, словно наливное яблочко с дерева, вдруг подкатился к ногам, ожидая, когда у парня наконец хватит решимости его подобрать. Всё стало так просто, понятно. Планы казались легко осуществимыми, а дорога жизни ясно расстилалась впереди. Оставалось только сделать первый шаг… Но вдруг закрутились-завертелись мрачные набережные, оранжевые огни и тёмные переулки, бесконечные разговоры обо всём и ни о чём сразу, обрывки фраз, откровения… Всё это кружилось в зловещей пляске, а Дима зачем-то шёл всё дальше и дальше.
В конце прогулки на его лице застыла глупая улыбка. Ему казалось, что он понял всё на свете, хоть он и не мог припомнить ни одного слова, ни одной мысли из своих ночных прогулок.
И вот Дима вернулся домой, с пятого раза повернул ключ в замке и, смеясь, ввалился в неосвещённую прихожую. С трудом нащупал выключатель и скинул грязные стоптанные кроссовки, далеко не сразу заметив плечистого мужчину с неряшливой бородой, возникшего над ним внезапно, словно грозовая туча.
– ГДЕ ТЫ БЫЛ?