Прыщ
Шрифт:
«Ошибается тот, кто считает, что пост лишь в воздержании от пищи. Истинный пост есть удаление от зла, обуздание языка, отложение гнева, укрощение похотей, прекращение клеветы, лжи и клятвопреступления».
А в остальные дни, как я понимаю тёзку-златоуста, всё это — можно.
Приводимые князем примеры, как библейские, так и из личного опыта — были красочны и познавательны. Некоторые случаи «укрощения похотей»… и «обуздания языка»… А совместить? — Нужно будет попробовать.
«Твои бы слова да богу в уши» — исконно-посконное
Ещё в глубоко застойные времена я понял, что парторг-говорун — большое счастье. В 21 веке навык полезного высиживания на бессмысленных собраниях молодёжью уже утрачен. А вот при комуняках… Навязанная необходимость неподвижности с умным видом — просто заставляла повторять таблицу интегралов или неправильных глаголов. Главное — чтобы докладчик был дураком. Тогда — не отвлекает. А то скажет вдруг что-нибудь интересное…
Наконец, Благочестник, само-умилился своей проповеди, умилостивился и, с искренним чувством, от всей души, пожелал нам всем доброй службы. На ниве служения себе, любимому.
Жаль мужичка — попик из него неплохой бы вышел. Душевный. Прихожане бы его любили и щедро жертвовали. А вот корзно княжеское… Не на своём месте мужик оказался. А куда деваться? — Должность предопределена от рождения. Бедненький…
«Веник», почти беззвучно, после прежнего рёва, изобразил рокот судового двигателя на холостом ходу, Мончук резвенько прометнулся туда-сюда по зале. Просто от полноты чувств. Помаячил своим… «гусиным помётом» в дверях, и семеро оболдуев Рождественского набора 1163 года от РХ оторвались от отцов, дедов и… и прочих предков и родственников и устремились в государственную службу.
На государственной службе нас сразу поглотила тьма. С первых же шагов. Тьма неосвещённых сеней княжеского терема. Как у негра в… Нет, преувеличиваю — где-то впереди, в отсветах каких-то щелей, неясно мелькал «гусиный помёт» второго ясельничего.
Факеншит! Да как же они по этим лесенкам в темноте… Ступеньки, мать… высокие… перил нет… сщас как я с отсюда… Не успел — впереди кто-то уже… «Первый — пошёл». И — без парашюта. Судя по выражениям — недалеко. А вот и второй «непарашютист». Прямо мне на спину. Ты… девица вольного поведения…!
— Малой, может ты со спины моей слезешь?
— Эг… Я… Зацепился. А тама… Да.
Высыпаемся во двор. После темноты княжьего терема сероватый зимний день — ослепляет. Все мокрые, потные. На морозе остынем.
Не-а. Мончук — не просто суетливый, он ещё и резвый. Второй ясельничий, дрожа на морозе в одном своём «помётном» кафтане, устремляется рысцой. Мы, подхватив полы длинных шуб, за ним.
Добежали до… хоромы какие-то двухэтажные, барачного типа. Мончук машет ручкой: подождите здесь, сам взбегает на крыльцо
— Что за бараны?
— Прыщи новые повылезли.
Оба радостно ржут. Вспоминаю разговоры между Акимом и Яковом. «Янычары», выросшие в дружине, называют таких как мы — «прыщами». Это от — «отпрыски». Типа: достойный отпрыск от славного древа благородного рода…
А мы их должны называть «репники». Не путать с «гопники»!
Прозвание не от репейника или репы, а от «репица» — хвостового отростка позвоночника у лошадей, например, покрытого шерстью. Типа: всегда в дерьме. Они должны обижаться.
Глава 292
Проверить? — Не буду. Моё дело — затихнуть и осмотреться. Не дают. Один из нашей семёрки, внимательно оглядев меня, спрашивает с наглой улыбкой:
— Чего, нищего на паперти раздел?
Кажется, я перестарался со своим упорством в простоте и удобстве одежды. На мне овчинный тулуп, заячья шапка, валяные сапоги. Остальные — в шубах. И крытых, и мехом наружу. Есть пара бобровых шапок, есть лисьи, сапоги изукрашенные, кушаки цветные. Дресс-код… Детка, мы не на танцульках. А пошли бы вы все…
Очередной недозревший «павиан» лезет в «предводители дворянства». Морду ему бить? Я же так не хотел отсвечивать… Вежливо почти соглашаюсь:
— Не, не раздел — поменялся.
— Оно и видно: боярский сын, а одет по-смердячему.
Окружение дружно подхихикивает. Мне — плевать. Но «лицо терять»… вредно.
— Люди говорят: встречают по одёжке. Слышал?
— Ну.
— Чего «ну»? Повстречались? Теперь давай расставаться. Бай-бай, бэби.
Какой у меня вежливый посыл получился! Американизмы роли не играют — смысл понятен по интонации.
Я отворачиваюсь от собеседника и краем глаза вижу, как уверенная улыбка на его лице сменяется растерянностью. И переходит в озлобление.
Тоска-а-а-а! Как мне это всё… остонадоело! Эти однообразные подростковые игры в «царя горы»… Самоутверждение микро-самцов, «петушиные бои»…
Я — единственный в этом мире, кто делает перл-аш, кто построил паровой молот, кто воспроизвёл блочный лук… У меня — степные ханы, немецкий масон, русская богиня смерти — в подсобниках… А какой-то прыщеватый гонористый абориген… со своим идиотским «вятшизмом»… «гармонист недоигранный»…
Так всё-таки — в морду?
Сверху, с гульбища доносится громкий рёгот парней. Дружинные отроки… К ним ещё парочка подошла, и они теперь в четыре рыла «рвут животики» над какими-то своими шутками по нашему поводу, над проявлением своего провинциально-подросткового, извините за туманность аллегории — юмора… И вот с этими… хомнутыми сапиенсами мне предстоит провести всю свою вторую жизнь?! Да ещё и рвать себя за-ради прогресса?! Для них? Чтобы вот таких — побольше выживало?!
Человечество, как же ты мне не нравишься… Хаям прав: