Прыжок через пропасть
Шрифт:
А когда король Карл приказал герцогу пристроиться к своему кортежу, он тем самым дал ему дополнительное время на обдумывание и сам направил к выполнению плана.
Дорога, по которой передвигался королевский кортеж, была со всех сторон оцеплена солдатами. Часовые стояли по два человека через каждые двадцать шагов по обе стороны и смотрели в стороны противоположные. Простых зрителей и участников турнира, не франков, стражники направляли на другие дороги, чтобы была возможность Карлу проехать в ставку спокойно и безопасно. Это все заранее продумал монсеньор Бернар, и воля королевского
Новая дорога оказалась полнолюдной. Толпа, однако, расступалась, пропуская короля. Пусть саксы и поддерживали в меле противников франков, но сам праздник пришелся им так по душе, что в большинстве своем люди приветствовали Карла радостными криками, некоторые снимали шапки и кланялись. Впрочем, королю показалось, что саксы и славяне кланяются не столько ему, сколько своим эделин-гам и князю Бравлину, которые ехали позади монарха. Однако он был достаточно умен, чтобы не заострять на этом внимание.
Перед последним поворотом, там, где была развилка двух дорог — к Песенному холму и к холму армейского лагеря, Карл остановился возле могучего вяза, на большой поперечной ветке которого висели трупы четверых данов. Никто не потрудился снять с них даже криво сидящие на головах рогатые шлемы. Одежда и внешний вид достаточно точно указывали на национальность.
— Герцог Трафальбрасс! — не слишком громко, но твердо позвал король.
Сигурд замыкал кавалькаду и, естественно, не услышал бы, не передай придворные его имя по цепочке. И он тут же дал коню шпоры, чтобы догнать Каролиига.
— Вот они, ваши люди… — хладнокровно показал Карл на повешенных. — Всех разбойников в моей земле ожидает такое же наказание. И именно такое слово я давал, приглашая жителей окрестных земель на турнир. Я обещал не преследовать никого из своих врагов, если они не совершат преступления во время праздника. Ваши люди, с вашего ведома или без оного, преступление совершили. И за это справедливо наказаны.
Герцог Трафальбрасс чуть толкнул пятками бока коня, выезжая вперед, и потянулся, чтобы плетью развернуть один из трупов и поправить на его голове шлем так, чтобы можно было рассмотреть лицо.
— Это не мои люди, Ваше Величество, — сказал он с улыбкой, повернувшись к королю.
— Как? — удивился Карл. — Но вы же сказали…
— Я сказал, что у меня пропало четыре человека. Но я не сказал, что именно их повесили. Я повторяю — это не мои люди. Это даже, возможно, и не даны, насколько я могу понять.
— Почему вы так думаете? — Карл явно растерялся.
— Потому что я узнал одного из них, — показал Сигурд плетью на того, которого рассматривал вблизи. — Этот человек норвег, находящийся на службе моего брата князя
Годослава. Остальные, вероятно, тоже, но я не знаю остальных,
Последнюю фразу Сигурд хорошо обдумал. Сначала он хотел сказать, что знает всех как норвегов князя Годослава. Но потом сообразил, что Карл может в такое и не поверить. А герцог отлично знал человеческую психологию. Прямое обвинение обычно заставляет верить только наполовину, а косвенное порождает фантазии, и начинается интуитивный поиск доказательств. Вот тогда половинчатые подозрения становятся более весомыми, чем откровенные обвинения.
— Вы уверены в этом?
— Я не берусь утверждать с полной ответственностью. Но мне так кажется… Мне кажется, что я видел этого человека при дворе Годослава буквально на днях, когда приезжал туда вместе с посольством моего короля.
— Пусть так… Пусть так… Если мне будет известно что-то о ваших людях, я непременно сообщу вам, герцог. Хотя о каких-то иных происшествиях мне не докладывали. Кстати, вы живете в палаточном лагере… Что там слышно о появлении рыцаря-бретера?
— Эти сказки ходят при открытии каждого турнира, Ваше Величество. В прошлом году на турнире в Швеции, где я стал победителем, тоже ходили такие же слухи. Но если бретер и был, никто не смог опознать его.
— Вот как, вы думаете, что это сказки?
— Не сомневаюсь, Ваше Величество. Сам я ни разу бретера не видел. Если он кого-то и убивает, то убивает в равной борьбе. И потому его невозможно вычислить. Впрочем, именно из-за равной борьбы я и не вижу целесообразности в таком определении.
— Но он же берет за убийство деньги!
— Это уже дело чести, которое по плечу лишь королевской юриспруденции, но не воинскому пониманию. И все же я не верю ни в каких бретеров. Хотя, если говорить по правде, — последнюю фразу герцог придумал на ходу, чтобы некоторой прозвучавшей в ней доверительностью показать свою малую обеспокоенность свиданием с повешенными, и тем, косвенно, доказать свою правоту, — сам я весьма не хотел бы оказаться тем рыцарем, за смерть которого бретер взял деньги…
— Будем надеяться, что это в самом деле сказки…
Карл задумчиво повернул коня и, не пригласив Трафальбрасса следовать за собой, направился в сторону своего холма. Герцог же, пропустив мимо всю королевскую кавалькаду, следующую за монархом, скривился, еще раз подъехал к повешенным, внимательно всматриваясь в их искаженные удушьем лица, потом развернулся, зло стеганул коня и, едва не сшибая встречных людей, поскакал по обочине дороги к лагерю рыцарей около ристалища.
— Я приглашаю всех присутствующих разделить сегодня со мной скромный обед, — сказал король. — Но перед этим я попрошу аббата Алкуина и эделинга Аббио посетить меня для приватной беседы.
Карл зашел в свою палатку.
Через минуту дю Ратье откинул полог и позвал Аббио с Алкуином, разговаривавших друг с другом сразу за порогом. Король задумчиво сидел в кресле, вытянув ноги и постукивая плеткой по отворотам высоких сапог. Вошедших, казалось, и не заметил. Они тоже не поспешили напомнить о своем присутствии, не решаясь прервать ход королевской мысли. Наконец Карл поднял голову.