Прыжок леопарда 2
Шрифт:
Аугусто долго что-то там, в уме, пережевывал и вывел, наконец, свое резюме:
– Нет у американцев никакой идеологии, это обычная низкопробная пропаганда.
– Тут ты не прав, - возразил ему Витька и опять поднял вверх указательный палец, - отсутствие идеологии - тоже идеология. А по большому счету, у каждого государства должны быть свои герои. Это его основа, можно сказать, нравственный стержень. Надо же молодежи брать с кого-то пример? У вас это Че Гевара, Хосе Марти, Антонио Масео, тот же Фидель Кастро. Их знают не только на Кубе и в нашей стране, но даже на других
– Хемингуэй? Нет, он не герой, а писатель. Так что не очень похоже, - засомневался Векшин. Тема его увлекла, с героической точки зрения он на Штаты еще не смотрел.
– Да какой он американец?!
– возмутился Аугусто.
– У нас его все считают своим. Те, кто с доном Эрнесто встречался при жизни, до сих пор называют его "дядюшка Хэм".
– Так уж и все?
– хитро улыбнулся Мушкетов, - мы тут недавно слышали разговор журналистской братии с одним пожилым рыбаком...
– Не обращайте внимания, - смутился Каррадос, - это отсталые люди, выходцы из Африки, исповедующие вуду, их у нам мало. Все они почему-то боялись Хемингуэя, а после его загадочной смерти, стали боятся еще сильней: для них он колдун, ньянга.
– Как ты сказал?
– Ньянга - человек, убивающий свое тело для того, чтобы жить вечно, о таких говорят шепотом и с мистическим ужасом. Бывать в доме Хэмингуэя - это очень большое табу. В ослушника может вселиться душа колдуна и сделать с ним все что угодно. Этот дом обходят далеко стороной даже морем, когда выходят на промысел. Представляете?
– У каждой религии свои предрассудки, - осторожно заметил Векшин, обозначив свой интерес в обтекаемой форме.
– Здесь все вспоминают один случай из области необъяснимого: когда дон Эрнесто был молодым, он вышел с друзьями в море на яхте под парусом. А когда встал на якорь, выбросил за борт мясную тушу и выпрыгнул следом. Акулы не появились. Он снова поднялся на палубу, вылил в море целый бочонок крови и прыгнул опять. Шумно плескался, бил ладонями по воде. Вел себя, как акула в стае осатаневших акул. И ни одна из них не посмела напасть на него! Знаете, есть во всем этом что-то такое...
– Стопроцентные янки так себя не ведут. Стопроцентные янки любят стреляться, - мрачно сказал Витька Мушкетов и включил первую скорость, - есть у них такой маленький бзик: хоть раз в жизни не промахнуться, попасть точно в яблочко.
– Хэм действительно застрелился. Вы разве не знали?
– удивился Аугусто.
– У него отказали ноги. Для такой кипучей натуры жизнь без движения, уже половина смерти. А он ничего не делал наполовину.
И дергали тебя за язык, эрудит хренов!
– Векшин с досады плюнул, да так, что едва не попал в широкую спину Мушкетова. Нить разговора, коснувшись чего-то действительно важного, безвозвратно скользнула в сторону...
Глава 8
Охрану в нашем
Дождик подумал и перестал. Последнее время в природе все чаще случаются приступы осени. Это к первому снегу. В опостылевшем доме начиналась новая пьянка.
Я пробрался в сарай, обнял свой некрашеный гроб и задумался. Сегодня же вечером меня запечатают в цинковый ящик. Тело погрузится в сон, а своенравный разум выйдет на Путь Прави и вновь обретет свободу. Вот это и беспокоит. В последнее время он ведет себя очень непредсказуемо. Помимо моей воли меня почему-то вбрасывает в чужие реальности. Я в них существую, но не могу ничего контролировать. Что это: сны, видения? Почему мне все время кажется, что полуживой человек, которого обнаружил Васька стажер и мальчишка, живущий в Валахии - это... как бы точнее выразиться? Это единая суть, разнесенная во времени и пространстве?
Вот, никак не могу отмахнуться от мысли, что тот человек из далекого прошлого, существует сейчас где-то в этой реальности. Может быть это знак? Может, нужно вернуться в его прошлое и что-то поправить? Вот только зачем? Настоящее все равно останется прежним. Изменится только одна из его вероятностей. И случись в этом прошлом хоть что, хоть конец света, я снова вернусь в этот сарай, буду сидеть и думать, обнимая некрашеный гроб.
Домовина была наполнена сосновыми стружками, немного жала в плечах. Я улегся, устроился поудобней и ушел по сверкающему лучу. Где ты, неприкаянный человек, заплутавший в моем сумасшедшем времени?
...На взлетной площадке я увидел транспортный самолет с опущенной аппарелью. Группа людей в камуфляжных костюмах суетилась вокруг него. Одни проникали внутрь через кабину пилота, другие - сквозь люки в днище авиалайнера. Черные маски парились от пота. Но их командир был недоволен. Он снова и снова щелкал секундомером, бросал фуражку на землю и что-то горячо объяснял. И вот уже сам, ласточкой взмывал над бетонкой.
Что-то в его облике показалось мне очень знакомым. Крупный нос на, кирпичного цвета, лице, хищный взгляд из-под лохматых бровей... ба! да это Никита. Парашютист! Вот уж кого не чаял встретить живым! Или это не он, а человек из далекого прошлого?
Я попытался проникнуть в его мыслительный аппарат. И вдруг получил такого энергетического пинка, что, будь у меня тело, полетел бы не хуже его подчиненных...
– Антон, ты что, охренел, Антон?
Испуганный Сашка колотил меня по щекам. Глаза у него были, как у бешенного таракана.
Увидев, что я очнулся, замысловато выругался и вытер холодный пот.
– Нашел, идиот, время шутки шутить!
Он долго и возмущенно молол какую-то чушь, а я приходил в себя. Опять же, что это было, ведь Никита должен был умереть? Почему на душе так жутко? Я вылез из гроба, отнял у Мордана бутылку какого-то пойла и выхлестал из горла.