Прыжок леопарда 2
Шрифт:
– Наденьте халаты!
– строго сказал он, после взаимных приветствий.
– Если кто спросит - вы аспиранты из академии, мои практиканты.
Был Вано Шотович в нейлоновой белой рубашке с приспущенным галстуком и черных наглаженных брюках. Ознакомившись с целью визита, кивнул головой и вышел совсем ненадолго.
– Видишь, халат за дверью висит?
– тоном экскурсовода заметил Мераб, - туда пациенты деньги кладут: за сифилис сто рублей, за все остальное - полтинник. Быстро и надежно, с гарантией, постоянным клиентам - скидка.
– Сейчас придет "чалвэк", - сказал нам "хреновый врач", поставив на столик графинчик
Спирт решили не разводить. Только успели разлить по стаканам, в дверь постучали:
– Вано Шотович!
– Проходите, больной, - строго сказал Мераб, голосом исполненным важности, прикрывая стаканы свежей газетой.
– В кабинет осторожно протиснулся очень большой человек с очень большим носом. В руках он держал столь же большую, круглую кепку и прикрывался ею, как рыцарь щитом. Халат сыто качнулся - есть контакт!
– Вано Шотович, - сказал посетитель обиженным голосом, - Хурцилава сказал, что ты можешь помочь.
– Там кушетка за занавеской, раздевайтесь, больной. Покажите ваш член, надавите вот здесь...
Большой человек послушно сопел.
– Все ясно, у вас острая гонорея, - вынес диагноз "хреновый врач".
– Скажите больной, в каком состоянии вы заболели этой болезнью?
Пациент удивленно вскинул глаза: так, мол, не договаривались!
– Сам я таксист, - пояснил он доверительным тоном, - ну, привез ему ночью на пляж, нагибайся, сказал. В таком состоянии и заболел...
– Мы будем спасать вас по последнему слову науки, - хмуро сказал Мераб, - иначе ничего не поможет: в каком состоянии заболели - в таком состоянии вылечим.
Пришлось Вано Шотовичу кипятить шприц и делать таксисту инъекцию.
Посетитель ушел. Не успели досыта насмеяться и налить по второй, в дверь опять постучали. Это был тот же самый большой человек.
– Вано Шотович, - сказал он с какою-то глубинною грустью, - можно я у вас, во дворе машину свою оставлю?
– тормозить больно!
Как они там, в ставшем чужим Сухуми, с мингрельской то кровью?
– Живы, убиты, успели уехать?
Старость, - говорил ему дед Степан, - это когда человек меньше мечтает о будущем, так как находит истину в прошлом. Он шел по жизни, как охотник по джунглям, безжалостно вырубая все, что мешало идти вперед. Были на этом пути и солнечные поляны - места, где душа умывается счастьем. Когда-нибудь он увидит и вспомнит их все. Сколько еще осталось суетиться на этой земле? Уже недалек тот час, когда утомленный мозг даст команду на последнее отключение.
– Вы окончательно решили ехать на встречу один? По-моему, это опасно.
– Я так не думаю, Август. Убирать меня пока никому не с руки, похищать - хлопотно. Тот, кто сейчас заправляет теневой стороной внешней политики, только с виду кажется дураком. Он не может не понимать, что я не бунтарь-одиночка. За моею спиной лучшая часть конторы - те люди, которые не продались. Это налаженная, разветвленная сеть. Никто, кроме меня, не знает ее возможностей, а неизвестность пугает больше всего.
– Тем не менее, он, а не вы диктует свои условия.
– Может быть, и диктует, но, по моим подсчетам, ответная реакция немного запаздывает. Хотелось бы выяснить, почему?
– И все-таки?
– Я поеду один, как договаривались.
– Вы думаете, он не придет?
– Очень хотел бы, но не придет. Во-первых, его не отпустят: Борис Николаевич болезненно подозрителен. Ему, как похмельный кошмар, видится заговор в недрах спецслужб. Вот он и держит моего оппонента в зоне прямой видимости, на поводке минимальной длины.
– Мне кажется, вы знаете, о ком говорите.
Фраза была нейтральной, без эмоций и ударений. Но черт бы побрал этого парня! Его интуиция доставляла порой, чисто эстетическое наслаждение.
– Это что, констатация факта, или вопрос профессионального разведчика?
– Уверен, что знаете и даже не удивлюсь, если это ваш человек. Я угадал?
– Вот тут ты, малыш, ошибаешься. Тот, о ком мы сейчас говорим, здорово мне задолжал: ни много, ни мало - жизнь. И нет более жестоких врагов, чем бывшие должники.
– Вы сказали, "во-первых", а что - во-вторых?
– Если он сам не сумеет вырваться, то людей из своего окружения ему светить не резон. Побоится, что по шапке вычислю Сеньку, а потом предъявлю счет. Обо мне ведь много легенд ходит в шпионской среде. На рандеву, скорее всего, притащится пара "шестерок", которые ничего самостоятельно не решают.
– Евгений Иванович!
– Что, Август?
– старый разведчик удивленно поднял глаза: подобные обращения там, в России, были привычны как воздух, а здесь, на Кубе, они дышали экзотикой.
– Ты что-то хотел спросить?
– Мне кажется, что этот дом так просто вас не отпустит.
Глава 6
Было, пожалуй, два родника, два места на этой планете, которые Векшин то ли обожествлял, то ли очеловечивал - Голгофо-Распятский скит на Анзерском острове и дом-музей Эрнеста Хемингуэя в пригороде Гаваны. Ну, с Соловками вроде бы все понятно: заповедный осколок Родины, вечная оттепель сердцу. Там форель в прозрачных озерах, болота, желтые от морошки, небо невиданной чистоты. А грибов по склонам - хоть косой коси! И комарье, как кара Господня. Но вдруг, после изматывающего бездорожья, будто удар по глазам!
– белоснежный блистающий скит, взлетающий с вершины высокой горы белым лебедем в синее небо. Глянешь на него - обомлеешь, только совесть голодной собакой завоет в изумленной душе. Там, внутри, все, что возможно, порушено. Даже лестница, ведущая на хоры. А сумеешь туда взобраться - вовек не забудешь: сохранились, не выцвели краски сумасшедшего богомаза, не изгажены богоборцами, не тронуты временем. Как живые, цветы разноцветным нимбом и Святая в их ореоле - земная, красоты неземной.