Прыжок леопарда 2
Шрифт:
– А ну прекратить самосуд! Всем встать, предъявить документы!
– Властный окрик, как глас Господень: попробуй не подчинись!
Даже я, "в едином порыве" ткнулся головой в половицы. Руки сами скользнули вниз, в положение "смир-р-на!!!"
Но менты видали и не таковских:
– Пош-шел ты!
– внятно сказал натруженный сдавленный голос.
В дом ворвались еще несколько человек. По стенкам зашарили лучи карманных фонариков. Сквозь щели в полу проступили полоски света.
– Вы находитесь в зоне спецоперации КГБ! В случае неповиновения, буду вынужден применить спецсредства, - кажется, это сказал отец.
Ребята из внутренних органов по-прежнему жаждали крови. Еще бы! Их оторвали от любимого дела, да в самый интересный момент. Сначала они качали права, потом, по инерции, матерились. Лишь в самом конце вяло оправдывались. Их погрузили в машину и отправили восвояси. У калитки отец сердечно прощался с кем-то из кагэбэшников. Стало намного тише. Воздух наполнили мирные звуки: гудок тепловоза, перестук вагонных колес. Черт побери, как давно я не ездил на поезде!
Почему он меня никак не отпустит, этот сон, похожий на чью-то реальность?
– думал я, закрывая крышку подвала.
– Я видел одно и то же с самых различных ракурсов: успел побывать стажером и дядей Петей, фельдшером скорой и рыжим Лежавой, инспектором-коллекционером и сержантом с фамилией типичного взяточника. Так что, внешность странного потерпевшего навсегда отпечаталась в памяти: такого ни с кем не спутаешь. А этот недавний обморок... он ведь из той же темы? Наверное, неспроста я увидел гибель Никиты...
– Проснулся?
– сердито спросил Мордан. Не дождавшись ответа, встал, демонстративно ушел на кухню. Наверное, морду отмачивать.
– Проснулся!
– сказал я его широкой спине и нырнул на диван с намерением все хорошенько обдумать.
– Подумаешь, цаца, обидели мальчика...
Думалось плохо. Жалкие крохи адреналина, державшие меня на плаву, ушли, как вода в песок. Нахлынуло сладостное оцепенение. Сонные мысли шатались по вязким извилинам мозга, спотыкались и падали. Наверное, я уснул. Потому, что не слышал, как в дом вернулся отец. Он долго возился с электропроводкой, потом принялся за меня.
– Нет, это никуда не годится!
– ворчал он, отсчитывая биения моего пульса.
– Александр Сергеевич, Вскипятите, пожалуйста, шприц!
– Угу!
– хрюкнул Мордан, потирая руки.
– Не надо укола, я сейчас встану, - прошептал я и опять провалился в какое-то прошлое...
Сколько помню, я всегда равнялся на брата. Мирчо старше на три с половиной года и почти не оставляет мне шансов открыто соперничать с ним. Еще бы! Он сидит на коне лучше стопроцентного венгра, виртуозно владеет копьем и кинжалом, саблей и шпагой. Сам король Сигизмунд Люксембург призвал его ко двору и недавно назвал своим лучшим оруженосцем. А я еще только учусь и крепко брату завидую. Отец говорит, что все у меня впереди, нужно только чуток подрасти. А я по натуре Вода, господарь, предводитель и ждать не люблю. Стиснув зубы, швыряю копье в мешок, набитый соломой, а когда устаю, сшибаю с лозы кулаком виноградные листья. Этот урок показал мне Никита:
– Смотри, княжич, запоминай: если попасть точно и резко в самую сердцевину, лист лопается пополам, а при хорошем ударе и вовсе слетает напрочь.
Никита - посольский дьяк, полискарь от Московии -огромный рыжий
– Урок это, княжич, не сума и не крест. Его на плечах не носить, а в жизни, глядишь, пригодится!
– Уймись, ирод, эвон мальчонку замордовал! Не свое - оно и есть не свое!
Это Варвара, супружница рыжего дьяка. Таким вот, наверное, голосом архангелы возвестят о скором конце света. Воробьи приседают и прячутся в пыль. Удивленные пчелы тут же прекращают гудеть. А вороны срываются с веток и молча летят прочь.
– Милости просим к столу, господарь, свет Владимир!
– Обращаясь ко мне, Варвара сбавляет тон, предварительно сдобрив его изрядной порцией меда.
– Пирог-то давно поспел, с капусткою да грибами.
– Ипра, ста, - чешет в затылке Никита, - пора вечерять...
Мальчишке, рожденному в Трансильвании, языки даются легко. Сколько там народов намешано, знает один Господь. Русский говор очень похож на польский. Наверное, я впитал его с молоком матери, потому, что ловлю даже смысл очень трудных слов. Но как только пытаюсь сказать простейшую фразу, Никита с Варварой начинают смеяться. Пусть смеются, я не в обиде. Они не мои подданные.
В горах темнеет мгновенно. Ночую я здесь же, в посольском дворе - сирота при живых родителях. Фамильный замок времен последних Арпадов домом моим так и не стал. Строил его мой дед, Басараб Великий, по тогдашней рыцарской моде. Двухэтажный деревянный донжон был некогда обведен трехметровым рвом и поросшим колючим кустарником валом. Говорят, что когда этот ров был глубоким, через него был проложен мост, который поднимался во время осады. Но где он, и куда подевался - этого не помнит никто.
Сюда мы вселились шесть лет назад. Здесь же появился на свет капризный и мстительный братец Раду. Весь верхний этаж занимает сейчас наша семья, няньки, травницы да сиделки - мать все еще отходит от последних родов.
Ближе к земле ютится дворовая челядь. Там же густо напиханы всякого рода склады провианта, инвентаря, конюшня и загон для скота.
Я прихожу в замок, только когда приезжает отец. Мое любимое место - подземелье с низкими сводами. Там вырыт глубокий колодец, а рядом с ним - глубокие ямы с крышками из решеток. Служили они когда-то тюрьмою для пленников, дебоширов и всякого рода, бунтовщиков. Сейчас все заставлено бочками для вина, неисправным инвентарем и прочим ненужным хламом.
Без хозяйского глаза замок пришел в запустение. Отец, как всегда, в далеких разъездах. В нелегкое для Валахии время, несет он свой тяжкий рыцарский крест. А попробуй, не понеси! У венгерского короля Сигизмунда рука стократ тяжелей. Только стараниями отца наше православное княжество все еще достаточно независимо. Слишком многие хотели бы видеть ее своим: и могущественная Османская Порта, и латинянская Венгрия, и даже мой дядя - Ладислав Дэнешти.
Когда наступает ночь, Никита уходит в дом, зажигает от печки лучинку и выносит во двор мохнатый овчинный тулуп. Это моя постель. С пяти с половиной лет я сплю под открытым небом и с тех пор полюбил облака. Они накрывают вершины Карпат, свисают с небес клочками овечьей шерсти и сберегают тепло, идущее от земли. Когда небо звездно, трава подо мною сочится росой и тулуп промокает. Чтобы согреться, я снова и снова берусь за копье.