Прыжок (сборник)
Шрифт:
Раиса Васильевна комментировала:
– Это я снимала себя сама видеокамерой и своих любовников, правда, без их разрешения, но они до сих пор об этом не знают.
На экране в комнату вошел какой-то мужчина. Он был одет, но тут же стал раздеваться. Раиса стала ему помогать. Потом они рухнул в постель, и все закрутилось.
Как-то незаметно вдруг обнаружилось, что в комнате раздевается еще один мужчина. И он тоже присоединился к ним. Раиса с ними двоими показывала чудеса гибкости своего тела и движений.
Светка шепнула Вере:
– Смотри.
А Раиса Васильевна продолжала комментарии:
– Как только появились первые видики, так я и стала снимать всех своих любовников, а теперь вот смотрю на себя, молодую, горячую, и сама, как тогда, все это переживаю.
Вера же, не принимая никакого участия в просмотре и обсуждении, подливала себе потихонечку коньячку и шипом его попивала. Ей как-то было совсем неинтересно, что там делали с Раисой Васильевной ее мужчины и даже женщины. Только когда появилась совсем необычная картинка, она немного заинтересовалась, и то после слов Раисы Васильевны о том, что она уже давно ненавидит мужиков и никакого удовольствия от их ласк не получает, не то что от чевероногих друзей человека. И, позвав болонку, которая живо запрыгнула к ней на колени, ласково ее погладила.
Вера уже затуманенным взглядом посмотрела на экран, где мелькал большой пятнистый дог, Раиса Васильевна, еще какая-то женщина, и удивленно уставилась на болонку Светкиной подруги.
Раиса Васильевна, заметив взгляд Веры, рассмеялась и сказала:
– Это, Верочка, совсем другое, – погладила болонку, – она другому обучена. Если хочешь покажу.
Светка, опередив Веру, ответила за нее:
– Хочет, хочет.
И зашептала Вере:
– Я пробовала, и ты попробуй, обалденно. У этой болонки такой язычок шаловливый.
– Попробую, – еле выговорила Вера и, встав со стула, стала стягивать трусики, но не удержалась и упала, опрокинув стол и стулья.
Грохот разбитой посуды, визг болонки, крики Светки и Раисы Васильевны так рассмешили Веру, что она, лежа на полу, стала вдруг хохотать и кататься от окна к столу. Закатилась к дивану и, уткнувшись в ножку, затихла, а потом заплакала.
Светка попыталась ее поднять.
Вера ее оттолкнула.
Раиса Васильевна поймала истерично лающую секс-болонку и, отряхнув юбку, сказала Светке:
– Пойдем, она, очевидно, перепила. Сегодня вряд ли что получится. В другой раз.
Светка еще раз подергала Веру, но та опять отпихнула ее. Тогда Светка, поставив стол на место, кое-как собрала и сложила на него всю битую и уцелевшую посуду.
И они ушли, захлопнув дверь.
А Вера до утра пролежала на полу.
Утром ей было плохо: тошнило, кружилась голова. Она через силу приняла душ, убрала комнату, заварила чай. Выпила две чашки с кислым клюквенным вареньем и опять залезла в постель.
Звонил телефон. Она не подходила. Она лежала, не спала. Взгляд ее уставился в одну точку под потолком, где сходились три угловые линии: две потолочные и одна с пола вверх.
Телефон все звонил и звонил. Она встала и выдернула
Она опять посмотрела вверх. Опять в ту точку, где сходились три угловые линии: две потолочные и одна с пола. Долго смотрела, даже сигарету забыла, та истлела и потухла. Она вздрогнула и, что-то решив для себя, встала, открыла аптечку и, увидев там опасную бритву «Зингер» в темно-коричневом кожаном футляре, вынула ее из аптечки, открыла футляр и достала бритву. Развернула ее. Лезвие было настолько идеально острым, что, казалось, режет воздух.
Она скинула халат, посмотрела на свой «квадрат Малевича» и зло срезала его.
Срезала легко, даже не поранилась. Она подняла бритву к глазам, потрогала лезвие пальцем и тут же порезалась. Сквозь тоненькую ранку выступили микроскопические бисеринки крови. Она слизала их языком и, не выпуская бритвы, залезла в ванную, открыла теплую воду и, держа в правой руке бритву, стала смотреть на пульсирующую вену у кисти левой руки.
И вдруг прозвенел звонок в дверь.
Она вздрогнула, но из ванной не вылезла.
Звонок еще раз прозвенел.
Это точно была не Светка, уж больно робко звонили.
Может, кто-то из ее знакомых? Черт с ними. Надоели.
Она еще удобней присела в ванной, напряглась и тут услышала, что кто-то ковыряется в дверной замке ключами.
Ее прострелило с головы до ног.
Она вскочила, швырнула бритву, выпрыгнула из ванной, накинула халат и бросилась к входной двери. Не успела добежать, дверь распахнулась.
На пороге стоял муж.
Через правое плечо у него висела дорожная сумка, а в левой руке он держал их семейных желтый чемодан.
Блиновский рынок
Он и сейчас этот Рынок стоит запущенный и закрытый.
От него остались только кованные ворота с буквами «Б» и «Б» и старой надписью «Торговый Дом».
Когда-то поговаривали, во времена процветания Нижегородской Ярмарки это было место, где диктовались мировые цены на муку.
В советские времена он был знаменит тем, что на территории этого рынка в глубине, слева, если заходить с набережной, стоял, как бы спрятанный от посторонних глаз пивной ларек, где с самого его открытия торговала «мама Зоя», а в подсобке принимал пустую виноводочную тару ее муж.
Пиво там было всегда свежее, жигулевское и причем тут же можно было купить пару воблин. Если не нравилась вобла, то можно было самому выйти из рынка и под опорами моста, наловить раков, тут же их сварить и вернувшись на рынок, употребить в хорошей компании с пивом.
Потом началось строительство Чебоксарской ГЭС. И берега стали закатывать в бетон.
Развернулась стройка.
Раки исчезли. Кругом грязь, трактора, краны.
Рынок стал пустеть.
А когда началась перестройка, рынок совсем захирел.