Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
А тут вдруг такая неожиданность! Планы операции «Цитадель», на разработку которых пошло несколько месяцев напряженного труда, планы, в которые вложил весь свой талант стратега любимец фюрера, начальник генерального штаба сухопутных сил генерал Цейтцлер, планы, к осуществлению которых было привлечено почти девятьсот тысяч солдат и офицеров наземных войск, до десяти тысяч орудий и минометов, свыше двух с половиной тысяч танков и самоходных орудий, две тысячи самолетов и огромная масса прочей техники, — эти планы были сразу же разрушены решительным отпором и
К неудачам на Восточном фронте, как нож в спину, добавилась еще одна: фашистскому режиму в Италии пришел конец.
Ставка Гитлера помещалась в Восточной Пруссии, и Эрих Кох, как гаулейтер этой части третьего рейха, постоянно находился вблизи своего фюрера и не раз испытывал на себе все последствия его неистовства.
Когда в конце июля Пауль Зиберт встретил своего приятеля майора фон Бабаха — адъютанта Коха, — тот на традиционный вопрос: «Как дела?» — махнул рукой и сухо ответил:
— И не спрашивайте. Шеф сам не свой. Мне от него достается на каждом шагу. Мотаюсь как полоумный то там, то здесь. Шеф сейчас в Кенигсберге, а меня послал сюда. Завтра выезжаю отсюда и не знаю, куда придется ехать послезавтра. Нет, Пауль, мне нечего завидовать. Да и на месте господина гаулейтера я не хотел бы сейчас быть. Чуть ли не ежедневно ему влетает от фюрера, точно он виновен в наших бедах.
— Представляю себе, — смеялся Николай Иванович, рассказывая об этой встрече, — как удивился бы майор, узнав, что его высокопочтенный шеф сыграл не последнюю роль в провале Курской операции! А как воспринял бы эту новость сам гаулейтер! Смог бы он оправдаться перед фюрером?
Но Коху не пришлось тогда оправдываться. Только через много лет после войны, в Варшаве, сидя на скамье подсудимых, этот гитлеровский сатрап узнал, что сам выболтал советскому разведчику Кузнецову тайну операции «Цитадель». Но это обстоятельство не спасло его от справедливого народного возмездия.
Успешные действия советских войск на Орловско-Курском плацдарме поддерживали партизаны в тылу врага. По заданию Центрального Комитета партии народные мстители направили свой главный удар против важнейших железнодорожных коммуникаций.
— Парализовать железную дорогу, — говорил Дмитрий Николаевич Медведев, — это значит не дать врагу стянуть на фронт новые силы, как людей, так и технику. Вот почему теперь, в разгаре военной операции, от которой очень многое зависит, рельсовая война приобретает особое значение.
Они сидели у костра: командир, его заместитель, комиссар. Их трое, я — четвертый.
— В прошлый раз, — обратился ко мне Медведев, — ты докладывал о том, что Клименко придумал шпалы-мины. Очень хорошо, что удалось заминировать магистральные выходы из Здолбуновского узла. Пусть ребята продолжают действовать в этом направлении. Но теперь у нас есть для всех вас особое поручение. — И, кинув на меня проницательный взгляд, спросил: — Ты железнодорожный мост через Горынь знаешь?
Еще бы: мне, в прошлом помощнику паровозного машиниста, неоднократно водившему
— Ну конечно, знаю, — ответил я командиру.
— Что ты можешь о нем сказать?
— Мост как мост. Двухколейный. Если ехать на Шепетовку, левый прогон с аркой, а правый — без нее. Между Здолбуновом и Шепетовкой другого железнодорожного моста через Горынь нет…
— И выходит, что…
— Что в данном районе это единственная транспортная артерия, связывающая немецкий тыл с действующей армией…
— Правильно, — перебил меня Стехов, — и гитлеровцы берегут ее как зеницу ока.
— По данным разведки, — сказал Лукин, — этот мост охраняет рота хорошо вооруженных солдат. На обоих берегах реки установлены зенитки. Кроме того, по соседству с мостом тщательно замаскировано несколько минометных батарей и примерно до двадцати пулеметов. Ночью местность между мостом и лесом простреливается пулеметными очередями и непрерывно освещается ракетами, которые спускают на парашютах…
— Мы получили приказ из Москвы: как можно скорее взорвать этот мост, — заключил Медведев. — Как ты смотришь на эту операцию?
— Только положительно, — ответил я.
— Тогда тебе придется завтра же отправиться в Здолбунов. Помни: задание необычайно важное. Что значит взорвать такой мост? — спросил он и сам ответил: — Если ты прицепишь мину к эшелону, он не дойдет до места назначения. Но от этого движение поездов не прекратится. Допустим, взорвутся шпалы Клименко. Несколько часов, ну, день, два — и дорога снова начнет действовать. А вот если подорвать мост, да еще такой, как этот, двухколейный, — тут уж одним-двумя днями не обойдешься, тут и десяти дней не хватит, чтобы построить новый мост. И за это время ни один состав не пройдет — ни на фронт, ни с фронта.
Он развернул карту и продолжал:
— Всем партизанским отрядам и соединениям дан приказ — полностью перекрыть железнодорожные коммуникации. Как видите, от Ковеля железнодорожный путь разветвляется на восток в двух направлениях: одно — через Сарны и Коростень — на Киев, второе — через Здолбунов и Казатин — тоже на Киев. Участок Брест — Ковель и Ковель — Сарны контролирует соединение Федорова. Ему же поручен участок Сарны — Лунинец. А вот это, — командир провел пальцем по карте, — наш участок. Что касается моста через Горынь, уничтожение его поручено также партизанам Подолии, хотя объект их постоянной деятельности — район Шепетовка — Гречаны — Тернополь.
— Выходит, — заметил я, — не мы одни подбираем ключи к этому мосту?
— Да, не только мы. И может статься, что нас опередят, — подтвердил Лукин.
— Ну, мы постараемся быть первыми! — поспешил сказать я. — Здолбуновцам только скажи — они еще не на такое способны!
— Это мы знаем, — улыбнулся командир. — Но смотрите: взвесьте все условия. Поспешных решений не принимайте.
И вот я снова в Здолбунове. Останавливаюсь у Шмерег. Излагаю братьям суть дела.
— Прежде всего, — говорю, — нужно изготовить мину, которая разрушила бы мост.