Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
— Вы опять не о том.
— Еще раз извините. Так вот. Этот — как его? — ага, Сысоев, сразу же к Шкуратову, с той же просьбой. И Шкуратов достал ему пропуск. И, видать, не задаром… Я так понимаю, Шкуратов может доставать всякие пропуска. К нему в конторку заходят хлопцы и из городской управы, и из бангофжандармерии, и даже из комендатуры. Заходят, так же, как прежде заходил я…
— Ну, а вы сами не обращались за пропуском к этому повару?
— А зачем он мне? Сам я портняжничаю понемножку в Здолбунове, ездить на заработки мне никуда не нужно…
— Так не обращались? Ну,
— Ну, господин начальник, я вижу — вы знаете больше меня. Вы имеете в виду Максименко?
— По-моему, я вас допрашиваю, а не вы меня, — сказал офицер, но в его тоне Красноголовец не почувствовал недовольства.
— Про Максименко можете спросить самого Шкуратова. Не знаю, кто этому Максименко посоветовал обратиться ко мне, только я его отправил к Шкуратову. А договорились ли они, и достал ли ему Шкуратов пропуск, и выехал ли этот Максименко, я так и не знаю… Если дозволите, я вас все-таки о чем-то спрошу.
— Ну?
— Почему вы меня об этом расспрашиваете? Что, Шкуратов попался, и вы меня допрашиваете, как свидетеля? Так я вам должен сказать, что ничего общего с этим Шкуратовым у меня не было. Только чарку пил у него в конторке.
— Это не вашего ума дело: попался Шкуратов или нет. Вы думайте лучше о себе, а не о нем. Неужели вам, как бывшему советскому милиционеру, никто не предлагал помогать партизанам? А?
Не услышав никакого ответа, эсэсовец проговорил:
— Ну, ладно. Пока и этого достаточно. Мы встретимся с вами завтра утром. У вас есть время хорошо все обдумать и взвесить. Ваша участь зависит только от вас. Помните: мы умеем жестоко наказывать тех, кто нам противится, но в то же время мы щедро награждаем наших помощников. Мы, немцы, умеем ценить хорошие услуги. И у вас есть возможность в этом убедиться. А теперь ступайте.
Нажал кнопку звонка. Вошел автоматчик. Офицер что-то сказал ему по-немецки. Потом обратился к Красноголовцу:
— Вас отведут в более приличную камеру.
— Покорно благодарю, господин начальник.
Опять в камере. Теперь хоть есть на чем сидеть и лежать. Правда, голые доски, без матраца, а все же койка.
Похоже, что эсэсовец доволен допросом. В сущности, это был даже не допрос, а беседа с глазу на глаз, без лишних свидетелей и официальных протоколов. Должно быть, для того и отказались немцы от разговора через переводчика, чтобы больше настроить на откровенность.
А теперь? Теперь совсем другое дело. Недаром этот гитлеровец так вежлив. Хитрый лис! Хорошо умеет обрабатывать.
Но он клюнул. Клюнул на крючок. Все правильно — брехни нет: Шкуратов достал пропуск Сысоеву, Шкуратов помог отправить и Максименко, в конторке у Шкуратова всякие люди бывают…
Красноголовец довольно улыбнулся: все идет по плану. Он вспомнил, как недавно сидели они с заместителем командира в землянке, пили чай и беседовали о здолбуновских делах.
— Может случиться всякое, Дмитрий Михайлович, — говорил ему Лукин. — Вы должны быть готовы к любой неожиданности. Не дай бог, чтобы это произошло, но уж если схватят фашисты, вам заранее нужно знать, как вести себя.
— Никто меня не схватит, Александр Александрович.
— Везучий не везучий, а застраховаться надо. Сегодня вам придется выполнить небольшое упражнение: хорошенько заучить на память десятка полтора фамилий и адресов. Вот они.
Он положил перед Красноголовцем лист бумаги, густо исписанный химическим карандашом, и продолжал:
— Это — агентура одного бывшего гестаповца, штурмфюрера бангофжандармерии Ясневского. Здесь полный комплект негодяев. Если вас внезапно схватит гестапо, можете подбросить им как большевистских агентов кого-нибудь из этих продажных тварей, а то и всех разом.
— А поверят мне немцы, что эти мерзавцы связаны с партизанами?
— Думаю, что поверят. Тут одна маленькая деталь. Этот штурмфюрер имеет некоторое отношение к взрыву моста через Горынь. А мину на мост скинул вот этот агент, — Лукин подчеркнул ногтем одну из строк, — Михаль Ходаковский. Сволочь, каких мало. За деньги и за водку родную мать продал бы… А еще служил в бангофжандармерии Иван Царенко. Но о нем, наверно, Гнидюк и Клименко вам рассказывали.
— Тот, что когда-то сбежал от вас?
— Он самый. Можете и его назвать.
Каким дальновидным оказался тогда Лукин! Будто знал, что ему, Красноголовцу, придется вступить в поединок с гитлеровцами, в поединок, где оружие — не автомат и граната, а сметка, хитрость и находчивость. Этот поединок начался вчера. Завтра он продолжится. И победит тот, кто окажется умнее.
…День спустя из дома № 26 по Почтовой улице города Ровно вышел коренастый, средних лет мужчина. Остановившись на тротуаре, он обернулся к дому, из которого только что вышел, и начал внимательно изучать вывеску на дверях.
— Sicherheitsdienst [20] , — прочитал Красноголовец по складам непонятное слово. Постоял немного, подумал, как будто старался твердо запомнить это слово, потом тяжело вздохнул и неторопливо направился в ту сторону, откуда только что донесся паровозный гудок.
На вокзале Красноголовец сел в пригородный поезд и за каких-нибудь полчаса прибыл в Здолбунов.
И вот он снова идет по улицам своего города, где все ему такое родное и знакомое, идет, словно ничего не случилось, словно четыре дня назад никто его отсюда в полицейской машине не вывозил.
20
Служба безопасности, или СД (SD), — фашистская организация, подчиненная рейхсфюреру СС Гиммлеру.
Четыре дня… Как много за эти дни пережил он а передумал! Где нашлись силы выстоять, победить в нелегком поединке с врагом?
Тайный агент… Теперь он тайный агент — как его там? — «зихерхайтсдинста». Ну и словечко придумали — язык поломаешь!
Вспомнил, как обрадовался эсэсовец, когда он, придя утром на допрос, заявил, что все хорошо обдумал и готов быть полезным немецким властям. Потом сказал:
— Был у, меня один приятель, кондуктором служил. Правда, где он теперь, я не знаю, но мне известно доподлинно, что он имел какие-то дела с партизанами.