Прыжок в прошлое (Бригадир державы - 1)
Шрифт:
... Я миновал уже вторую брошенную деревушку, в перспективе маячила третья. Состояла она из пары десятков хаотично разбросанных рубленых изб и тоже была оставлена жителями. В конце деревни дорога круто пошла под уклон, и я подъехал к реке. Дальше пути для транспорта не было. Настил старого деревянного моста обвалился, остались только бревна опор. Все сооружение было ветхим и ненадежным. Однако переправиться через реку было можно по набитой поверх сгнившего настила тропинке в две доски. Судя по цвету дерева, соорудили этот переход недавно.
Я выбрался из машины и спустился к реке. Вода была
Оставалось опять два варианта: переночевать здесь утром вернуться домой, или уехать сразу.
Подумав, я решил остаться. В конце концов, в кои-то веки выбрался из города, нашел красивое место, припасы с собой, а дома меня никто, кроме бывшей тещи, не ждет...
Первым делом я решил искупаться, потом поужинать. До этого за весь день я съел два бутерброда и проголодался зверски. Я разделся и полез в воду. Река была довольно широкой, метров сорок-пятьдесят. Я выплыл на середину и лег на спину. Бледно-голубое, выцветшее от жары небо низко висело над лицом. В окружающем мире было что-то космическое: бесконечность, тишина и покой.
Внезапно посторонний звук вернул меня к реальности. Где-то поблизости тоскливо замычала корова. Я огляделся. Совсем недалеко от места, где я оставил машину, вниз по течению, стоял ухоженный дом с сараями и службами. Я поплыл прямо к нему. Опять раздалось скорбное, протяжное мычание. Я вылез на берег в границе усадьбы и подошел к избе. Она, рубленная из толстенных бревен, черных от времени, была удивительно гармонична по объемам и украшена резными наличниками и фризами. Крутая четырехскатная крыша крыта дранью, изумрудной от покрывшего ее мха. Все выглядело капитальным, но очень старым.
– Хозяева!
– закричал я.
– Есть кто живой?
Никто кроме коровы не отозвался. Она опять жалобно и призывно замычала. Я поднялся по резному крыльцу и толкнул дверь, которая без скрипа открылась.
– Есть здесь кто-нибудь?
– позвал я в темноту сеней.
– А-а-а-а-а...
– послышался, стон из глубины дома. Голос был женский, слабый.
Обнадеженный тем, что своим явлением никого не испугаю, я прошел через просторные сени в горницу, слабо освещенную небольшими зашторенными марлевыми занавесками окнами. На лавке у стены ничком лежала женщина.
– Можно, хозяюшка?
– спросил я, пытаясь в полутьме рассмотреть, что с ней случилось.
Женщина, не поднимая головы, застонала, и хриплым голосом попросила:
– Мил-человек, водицы подай испить. Там в сенях кадка и ковш.
Я вышел в сени, нашел кадку и, зачерпнув воду берестяным ковшиком, вернулся в комнату.
– Подай, будь добр, - попросила больная, не поворачиваясь и не поднимая головы.
– В спину, будь она проклята, лихоманка вступила.
Чтобы она смогла напиться, пришлось приподнять ей голову. Женщина жадно, с присвистом, выцедила воду, попробовал пошевелиться, не смогла и опять застонала.
– Давно вы так?
– сочувственно,
– Второй день лежу, думала, конец мой пришел, - ответила она и попросила: - Ты, добрый человек, сходил бы, скотину напоил, а то, поди, совсем извелась.
Выслушав инструкции, я собрался уйти, когда хозяйка опять попросила:
– Подай еще водицы.
Пришлось напоить ее в другой раз. Теперь она тянула воду с наслаждением, хотя и поспешно, волнуясь за скотину. Оставив хозяйку, я обошел подворье, натаскал воды корове, свиньям, наполнил поилку курам, и вернулся в дом.
– Напоил?
– спросила женщина.
– Напоил. Так что с вами стряслось?
– Кадку с грибами в подпол опускала, да спину и надсадила. Не ведаю, как до лавки добралась. Лихо мне, добрый человек, видно, помирать буду.
– Погодите помирать. У вас радикулит или смещение позвонков. Нерв зажало, поэтому так больно.
– Да ты никак дохтур?
– Скорее фершал, - в тон ей ответил я.
– Если не очень серьезно повредились, сам помогу, а не смогу, отвезу в больницу
Относительно фельдшера я почти не соврал. Если быть точным, то я санинструктор запаса и сильно недоучившийся студент-медик. Из мединститута меня вышибли после второго курса из-за идейных разногласий с военной кафедрой и в назидание вольнолюбивым студентам. После отчисления я был, естественно, тут же призван в армию, где получил квалификацию санинструктора и неисчерпаемый запас медицинских знаний сомнительного качества, подкрепленных богатой практикой.
В моем медицинском активе числились такие подвиги, как операция на гнойном аппендиците у рядового Бекбоева (остался жив); акушерская помощь при родах жене замполита, которую из-за погоды не смогли доставить в роддом (живы все трое, роженица, ребенок и я), и несколько абортов у продавщицы военторга Маши (исключительная способность к зачатиям сохранилась). Все сложные метеоусловия, когда на нашу ракетную точку не мог пробиться вертолет медслужбы, обогащали мою практику уникальным практическим опытом. Так что банальный радикулит был для меня семечками.
– Сейчас я вас осмотрю. Только мне придется вас раздеть, - предупредил я, предполагая стеснительность у деревенских женщин.
– Хоть шкуру сыми, только помоги!
– взмолилась измученная хозяйка.
Одета она была во что-то странное, не платье, а какую-то поневу или салоп, я в таких тонкостях не разбираюсь. Стараясь не сделать женщине больно, я стянул с нее это странное длинное платье, а за ним домотанную холщовую рубашку, под которой больше ничего не было. Видимо, мода на трусы и лифчики до здешних мест еще не дошла.
Как я и предполагал, у женщины сместился позвонок и обострился радикулит. На ее счастье, я неплохо насобачился в мануальной терапии у одного потомственного костоправа, так что загнать позвонок на место, сделать растяжку и массаж было делом получаса. Мученица стойко терпела издевательства над своей плотью и только слегка постанывала. После окончания "сеанса" лечения, она попросила меня отвернуться, самостоятельно села и накинула на себя рубашку.
– Благодать-то какая, - певуче сказала хозяйка.
– Помоги, милый, встать, у меня второй день скотина не кормлена.