Прыжок в темноту

Троицкий Андрей Борисович

– Дело не в деньгах, – покачал головой Беляев. – Жаль, что разговора не получилось. Я еще свяжусь с вами.

Он поднялся со скамейки и ушел, прихрамывая на правую ногу. Сальников высидел еще пять минут, ожидая, когда следователь уберется из парка. Встал и быстрым шагом, едва не бегом, заспешил к выходу. Он жалел, что потерял время на бестолковый разговор с этим мужиком.

На сердце было тревожно, временами казалось, он чувствует приближение собственной кончины. Сальников вернулся домой, подошел к зеркальному трюмо, присел на пуфик и, повернул к себе застекленную фотографию покойной жены в рамке из дуба, сказал:

– Маша,

я делаю то, что сделал бы на моем месте любой человек. Делаю все, что могу. Максим нам все рано что родной сын, которого мы когда-то давно потеряли.

Сальников присел к письменному столу у окна, достал из ящика стопку бумаги и чернильную ручку. Около часа он составлял завещание, расписывая, какие вещи в случае его преждевременной смерти или трагической гибели следует продать, как распорядиться тем немногим, что нажито за долгую жизнь. «Деньги, лежащие на моем счету в банке, прошу направить на нужды домового храма святого апостола Иоанна Богослова, где я имел честь служить протоиереем», – писал отец Владимир. Он перечитал завещание дважды, решив, что бумага составлена толково.

Утром он заверит завещание у нотариуса и передаст в адвокатскую контору. Таким образом, имущественные вопросы будут как-то улажены.

Москва, Теплый Стан. 29 августа.

Колчин открыл все окна, чтобы выгнать из комнат запахи прокисшего пива и табака, насквозь пропитавшие квартиру. Эта хата никогда не была образцовым семейным гнездышком. Но Решкин, проживший здесь каких-нибудь два-три дня, сумел превратить стандартную «двушку», обставленную старой мебелью, и никогда не блиставшую чистотой, в настоящую помойку. Сотрудники внешней разведки изредка использовали квартиру для встреч с агентурой, иностранцами, бывавшими в Москве. Последние пару месяцев нога человека здесь на ступала. И в квартире временно поселили Решкина. Теперь по всем углам валялись его скомканные шмотки, пачки из-под папирос.

Полчаса назад Решкин, получив на руки некоторую сумму, сказал, что ему хочется прогуляться по городу, а заодно уж присмотреть себе приличный костюм, и отбыл в неизвестном направлении. Когда в дверь позвонили, Колчин поставил набитый мусором пакет на пол в прихожей, сбросил цепочку и повернул замок. Беляев, переступив порог, тряхнул руку Колчина.

– После трех отгульных дней ты стал похож на человека, – сказал Беляев.

– Если это комплимент, спасибо.

Не снимая ботинок, подполковник прошел в комнату, покосившись на пакет с мусором.

– И что ты возишься с этим Решкиным? – Беляев сел в кресло, открыл портфель и вытащил тонкую папку с бумагами. – Он всего-навсего лейтенант. Субъект с гонором. Если так пойдет дальше, можешь наниматься к нему в денщики. Станешь чистить ботинки, бегать за пивом и сигаретами.

– Не подкалывай. По большому счету, он нам здорово помог, – Колчин устроился в соседнем кресле. – Я нянькаюсь с Решкиным, потому что он нам наверняка еще пригодится. Следствие до сих пор могло топтаться на месте…

– Нам помог случай, – сурово покачал головой Беляев. – Да Решкин узнал голос Маркова. Пока это все его заслуги. За такие вещи медаль не вешают, даже премию в размере месячного оклада не выписывают. Решкин помог… А дальше все закрутилось само по себе, без его участия. Случай, не более того.

– Что со священником?

– Я встретился с ним в Сокольниках, коротко переговорил. Он сильно нервничает. Этого и следовало

ожидать. Единственный ребенок отца Владимира умер в возрасте шести лет от пневмонии. Максим для него – родной сын. Единственный близкий родственник.

Беляев бросил портфель на диван, потряс в воздухе папкой с бумагами, давая понять, что не хочет тратить время на пустую болтовню, когда есть важные новости.

– Наконец установили личность типа, организовавшего похищение Максима Сальникова, – объявил он, положил папку на столик и смачно припечатал ее ладонью. – Здесь все материалы, какие удалось собрать. Зовут его, разумеется, не Марков Николай Николаевич, а Гребнев Юрий Евгеньевич. Тридцать восемь лет, не судим, разведен, детей не имеет. Родился и жил в Волгограде, в семье единственный сын. Отец из обрусевших поволжских немцев, скончался десять лет назад. Служил бойцом пожарной части при одном из закрытых НИИ. Мать, в девичестве Нифонтова, до выхода на пенсию работала начальником почтового отделения. Сейчас доживает век в доме престарелых. По ее словам, не помнит, когда последний раз выдела сына. Ну, сам все прочитаешь.

– Лучше ты перескажи своими словами. Тебя слушать, это не копаться в казенной макулатуре.

Беляев встал и, заложив руки за спину, стал расхаживать по комнате. Его рассказ оказался куда содержательнее, чем ожидал Колчин.

Об этом персонаже известно не так уж много. Рос талантливым парнишкой, с помощью отца в совершенстве выучил немецкий язык, изучал также французский и английский. Но всегда оставался человеком не сдержанным на руку, слишком вспыльчивым. После окончания школы поступил в один из московских технических вузов, но был отчислен с третьего курса за жестокую драку в общежитии, когда на больничную койку попали сразу два учащихся пятого курса. На счастье Гребнева, уголовное дело удалось как-то замять.

Потом загремел в армию. Службу проходил в Североморске в спецчастях морской пехоты. Характеристики положительные, отличник боевой подготовки, высокий интеллектуальный коэффициент. По окончании службы поступает в Рязанское училище ВДВ. Там добрался до четвертого курса и был отчислен за то, что смертным боем избил офицера, якобы задолжавшему деньги и не жалевшему их возвращать. Спасибо, под трибунал не отдали. Дело давнее, темное, что произошло на самом деле, теперь уж никто не вспомнит. Годы учебы, как говориться, не прошли даром. Гребнев владеет всеми видами стрелкового оружия, приемами рукопашного боя, подрывным делом, топографией, маскировкой, может ориентироваться на местности без карты, прыгать с парашютом, отлично плавает и так далее.

Он возвращается в Волгоград, устраивается на курсы метрдотелей со знанием французского языка, регулярно посещает атлетический зал «Богатырь». Там Гребнев знакомится с местными спортсменами, некоторые из которых впоследствии станут ударной силой его банды. Около трех лет он работал в ресторанах крупных городских гостинец, но опять влип в какую-то историю, на этот раз Гребнева подозревали в краже крупной суммы валюты из номера иностранца, крутого коллекционера русского антиквариата. Интурист при ближайшем рассмотрении оказался нашим бывшим евреем, теперь проживавшим в Израиле. Он приехал в Россию с телохранителем, собирался обтяпать кукую-то выгодную сделку, но наличность увели из-под самого носа. Гребнева несколько раз допрашивали милиционеры, но так и не получили признательные показания, и он остался на свободе.