Прыжок в высоту
Шрифт:
– Удиви меня, Лизавета, – улыбнулся Марк своей красивой широкой улыбкой.
– А тем, что эти две нации – ведомые и могут до фанатизма во что-то верить. Сначала немцы верили в свою избранность, про которую им рассказывали всеми доступными способами, а теперь они пытаются затесаться между странами Евросоюза и спонсировать их, лишь бы лишний раз не услышать упрек, что погубили миллионы людей. Если проще сказать: сначала в газовую камеру, а потом к себе на шею. Herzlich willkommen! [28]
28
Добро
– Ну а ведомость русских ты как объясняешь?
– Верой в светлое коммунистическое будущее, что неплохо показано, кстати, в немецком фильме «Гуд бай, Ленин». Хотя о советском человеке мне непросто рассуждать, я ведь ребенок перестройки и в СССР только и успела, что родиться да пару лет прожить. Но сейчас русские мне кажутся слишком равнодушными ко всему, и их пассивность используют те, кто хочет стоять у руля. Разве такое поведение – не проявление ведомости? Складывается впечатление, будто вагон метро с грустными гражданами тащат за веревочку как детский паровозик. Всех куда-то везут, а им – все равно.
– А может, их в Крым везут отдыхать, да народ не понимает своего счастья! – саркастично заметил Марк.
– Мне так кажется, что большинство в курсе, куда их везут, да только Крым им не нужен.
– Я отдыхала последний раз в Крыму в 1992-м, в Феодосии, – неожиданно для нас с Марком произнесла бабуля, что сидела рядом. – Мы с мужем жили в съемной комнате целых десять дней, купались в море и ходили смотреть на закат. Такая романтика! Мой Лешка был художником. Помню, все время мне повторял: «Люба, закат – это важно». Все бы отдала, чтобы оказаться с ним там вновь. Да разве ушедшее счастье вернешь за деньги?!
Но даже если б такая услуга и существовала – возвращаться в прошлое за умеренную плату, – бомжеватой бабуле этого сделать, очевидно, не удалось бы.
Мы с Марком переглянулись, и он с выражением произнес:
– А мы с тобой, Лиз, в Крым не поедем, нас ждет Европа. Я в закатах мало что понимаю, поэтому буду играть джаз.
Я ответила Марку улыбкой, но больно уж тронули меня чужие воспоминания о Крыме, чтобы назвать ее по-настоящему искренней.
– Знаешь, на что похожа жизнь в России? – задумчиво произнесла я. – На маленькую битву каждый день. Мы отважно сражаемся в офисах за свое место под солнцем, зарабатывая деньги, но при этом влезаем в неподъемные долги. Приходим домой несчастливые после нелюбимой работы, но даже среди близких зачастую не находим ни понимания, ни утешения. А наутро – снова битва по тому же сценарию.
– А ты наивно полагаешь, что на Западе берега кисельные? Странно будет такое услышать от человека, уже один раз «свалившего», а потом вернувшегося.
– У меня нет призрачного представления, что в Америке или в Европе все безоблачно. Да и у самой Германии проблем хватает. Но пока не посмотришь на их жизнь под другим углом, этого не поймешь. Я пришла к выводу, что надо жить там, где душа спокойна. Это и будет самое правильное.
– А если душа нигде не спокойна, что тогда делать? – спросил Марк.
– Пытаться найти того, кто душу успокоит. С кем можно будет отправиться в кругосветное путешествие и отыскать место, где обоим будет хорошо. А название и статус страны уже дело десятое.
– И как продвигаются поиски, простите уж, полюбопытствую, – улыбался мне Марк.
– Думаю, я двигаюсь в верном направлении!
Я смотрела на Марка
– Расскажи мне про Лондон, – перевела я тему, чтобы подавить смущение, – какие у тебя остались воспоминания?
– Это странное чувство, что ты вроде как за границей, но при этом понимаешь, о чем вокруг говорят. Первое время, еще по привычке, я начинал фразу на немецком, а заканчивал уже на английском. Получался такой собственный новояз. Но потом я влился, поступил вот в академию…
– Как тебе это удалось?
– Да повезло! Я сам не заметил, как очутился там. В старших классах ударные для меня были что-то вроде хобби. Меня хвалили, но не возводили в ранг гения. Я пришел на экзамен, сыграл им что-то на выбор, а через месяц мне пришло уведомление, что я зачислен. Мне кажется, Лиз, это все потому, что я красавец!
– «Может, неизвестный собачий принц – инкогнито. Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом. То-то я смотрю, у меня на морде белое пятно – откуда, спрашивается»? [29]
Я процитировала Булгакова с особым выражением, чтобы немного сбить спесь с Марка.
– Язва, – негромко произнес он прямо мне под ухо. – Ты настоящая язва, Лиза. – Что, так трудно меня похвалить?
– Знаешь, Маркуша, к язвам привыкают и даже с ними живут. С похвалой от меня придется малость подождать. Лучше мне расскажи, где ты в Лондоне работал.
29
Булгаков М.А. «Собачье сердце».
– Ой, да везде! Мне так кажется, я все перепробовал. Даже травкой торговал, только т-с-с-с, об этом не принято говорить вслух. Но пока я не нащупал для себя золотую жилу, одно время был мальчиком на побегушках у русского олигарха, который жил в Stanley House, [30] что в районе Челси.
– Ха, рыбак рыбака видит издалека, – усмехнулась я.
– Ну да, помнишь, как у Балабанова: «Мы, русские, не обманываем друг друга». [31] Примерно такой фразой он меня провожал с собеседования.
30
Особняк, построенный в Лондоне в XVII веке. В 2005 году его приобрел Б.А. Березовский, проживавший в Великобритании.
31
Цитата из кинофильма «Брат-2», Балабанов А.О.
– Ты тогда в поезде рассказывал, что после окончания академии играл в ансамбле, а потом все бросил, вернулся в Россию. Есть конкретная причина такого поступка?
– Нет! Мне просто нужны были перемены, и я себе их устроил. Ты ведь говорила, что жизнь – это движение. Вот и я стараюсь не топтаться на месте, – ответил Марк.
Очевидно, что такими общими фразами он уходил от ответа, и я отчетливо видела это по его лицу. Ну раз человек говорить не хочет, клещами вытаскивать не станешь.