Прыжок
Шрифт:
— Мы? — осторожно переспросил Ликоэль.
Адмирал усмехнулся:
— Да, ты прав, нашей вины в том, что на Киоле воцарилась такая вакханалия, немного. Если бы информация о нас и вообще обо всем проекте Алого Беноля не была бы обнародована таким образом, или хотя бы те силы в руководстве Симпоисы, которым так не терпелось свалить Алого, попытались бы просчитать отдаленные последствия именно такой своей атаки на Беноля, общество Киолы вряд ли бы подверглось такому потрясению. Но Желтый Влим настолько боялся Алого, что попытался нанести его репутации максимальный ущерб, не взирая ни на что, то есть сделать его в глазах киольцев настоящим чудовищем. — Адмирал покачал головой. — Но он забыл о природе людей. Порочное и запретное несет в себе
Ликоэль понимающе кивнул:
— А также потому, что это пришлось бы по душе Бенолю. Впрочем, тебе все еще пока лучше не появляться на людях. Я подумаю, кому можно это поручить…
Так что Тиэлу, видно, и оказался тем, кому адмирал поручил разобраться, что делать с этими насильерами. А что, вполне разумный выбор. Мастер над вкусом довольно известен, что должно побудить этих самых насильеров пойти на контакт с ним. Ну и… они с Интенель как раз шли на встречу с ним, так что у Тиэлу есть возможность получить первоначальную информацию прямо из первых рук.
— А знаешь, — задумчиво произнес Ликоэль, — мне тут пришло в голову, что эти самые насильеры вполне могут оказаться тем инструментом, с помощью которого мы можем начать учить Киолу жить с руигат. Судя по тому, что мне рассказала о них Интенель, они вряд ли будут выглядеть в глазах большинства Деятельных разумных хоть сколько-нибудь привлекательно. Понимаешь, о чем я?
— По-моему — да, — медленно кивнув, произнес Тиэлу. — Но сначала надо разобраться, что они из себя представляют на самом деле. Слухи могут ходить разные. Сам знаешь, что говорят о нас, руигат… — После чего улыбнулся и, указав подбородком в сторону Интенель, с крайне недовольным видом восседавшей на том месте, куда усадил ее Ликоэль, закончил: — И вообще, по-моему, тебе следует как можно быстрее вернуться к твоей спутнице. А то ты рискуешь нарваться на крупные неприятности.
— О, Боги Бездны, ты прав! — вскинулся Ликоэль. — Идем со мной, иначе, похоже, я могу не пережить ее возмущение.
И они двинулись в сторону Интенель, которая смерила Ликоэля крайне недовольным взглядом. Но тот, скорчив крайне виноватую рожу, тут же попытался отвлечь подругу, переключив ее внимание со своей опростоволосившейся персоны на другую, как он надеялся, не менее интересную для нее тему, громко спросив приятеля:
— И чем ты нас сегодня собираешься попотчевать?
— О-о-о это будет совершенно особенное блюдо! — воодушевленно воскликнул Тиэлу, моментом уловив хитрость Ликоэля. — Оно называется… — Тут мастер над вкусом напрягся и с некоторым трудом произнес: — Архиерейская уха. [12]
12
Архиерейская уха — блюдо, которым автора угощали на Оке, в Рязани. Представляет из себя тройную уху, сделанную на индюшином бульоне.
— Как? — удивленно переспросила Интенель, явно заинтересовавшись столь необычным названием.
— Архиерейская уха, — снова повторил Тиэлу.
— Это ваше новое вкусовое сочетание?
— Оно не мое, вернее, не совсем мое. Я внес кое-какие изменения в его рецептуру, но основа ее предоставлена мне Товарищем старшим инструктором.
— А кто это? — удивилась Интенель.
— Он — один из тех, кто выдернул меня из медико-реабилитационного центра, — пояснил Ликоэль. — Такой высокий, с голубыми глазами.
— Инопланетник? — удивилась Интенель. — Но… разве
— Мне показалось — да, — уважительно произнес Тиэлу. — К тому же это блюдо — не лично разработанный им вкусовой код, а традиционная, причем, насколько я понял, праздничная еда его родины.
— Хм. — Глаза Интенель возбужденно заблестели. — Вы правы, мастер, это будет интересно попробовать. Тем более что к нему приложили руку и вы.
Тиэлу молча поклонился и отошел. А Интенель встрепенулась, окинула поляну удивленным взглядом и, повернувшись к Ликоэлю, озадаченно спросила:
— Но я не вижу «куба». Как же мастер собирается готовить это блюдо?
Ликоэль пожал плечами:
— Не знаю. Давай подождем и посмотрим.
На самом деле он лукавил. Горевший костер и установленные по обеим его сторонам рогульки ясно показывали, как мастер над вкусом Тиэлу собрался готовить это странно называющееся блюдо. Уж что-что, а приготовить пищу в полевых условиях был способен любой руигат. И хотя в лагере разводить костры до последней ночи было категорически запрещено, но во время маршей и полевых выходов все они готовили пищу на открытом огне.
Впрочем, на маршах костры были не такие, как на этой поляне, а очень небольшие. Чаще всего их разжигали в выкопанных ямках или, там, скальных расщелинах, причем, за этим инструктора следили очень строго… В боевой шлем каждого руигат был встроен разведывательно-прицельный комплекс или РПК, позволяющий засекать и обрабатывать тепловые, звуковые, запаховые и еще полдесятка иных сигнатур, так что костер требовалось разводить таким образом, чтобы сенсоры этого комплекса не улавливали тепловое изучение костра уже шагов за тридцать от него. Хотя для соблюдения этих условий частенько надо было буквально встать на уши, мало-помалу подобными навыками овладели практически все. В основном потому, что в случае несоблюдения данного требования инструктор, который с помощью собственного РПК проверял, на какой дистанции комплекс засекает костер, объявлял отделение «демаскированным». После чего оное по умолчанию считалось попавшим под удар, и инструктору оставалось только объявить процент потерь. А он никогда не был менее половины.
Хотя и таких заскоков, когда одному из отделений объявили, что потери составляют восемьдесят процентов, так же было не особо много… Тогда парням, которым назначили такие потери, пришлось через два дня после подобного «залета» вместо дня отдыха несколько раз проходить стандартный десятикилометровый (как они к концу обучения начали его называть, «разминочный») маршрут, волоча на загривке по четыре своих товарища. Потому что с самого начала, с первого тренировочного лагеря, в головы новобранцев вбивалась мысль, что руигат своих не бросают, и с боевого задания обязательно должны вернуться все, кто на него ушел. В живом или, если не повезет, мертвом виде. Ибо точно понять, действительно ли боец убит, или просто без сознания, в горячке боя часто невозможно. Так что если убитых не выносить — есть вероятность оставить на месте боя кого-то из живых. Вот ребятки и имитировали весь день перенос «тел убитых», меняясь после каждой десятикилометровки. Восемьдесят процентов потерь как раз и означали, что двадцать процентов выживших волокут на себе всех «условно погибших». И они бегали до тех пор, пока все по очереди не перетаскали на себе все тела причисленных к таковым. В лагерь они тогда еле приползли…
Однако сейчас Тиэлу разложил костер, очень похожий на те, которые они зажгли в последнюю ночь в лагере. То есть его пламя было практически открытым и, кроме необходимой для приготовления пищи температуры, одаривало всех присутствующих еще и своей своеобразной красотой вырвавшейся на свободу первобытной стихии. На Интенель бьющиеся языки пламени, похоже, подействовали завораживающе: она прижалась к Ликоэлю и уставилась на огонь, надолго затихнув. И просидела так до того момента, пока на поляне не появились действующие лица. Это были трое руигат, поднявшиеся по косогору от озера.