Прыжок
Шрифт:
Донна заглянула в глаза свекрови.
— Если бы это все не было так печально, я право же рассмеялась бы. А как насчет милых шуток свекровей: мол, невестка все равно что заплатка на платье матери? И как насчет распространенных стереотипов и клише: якобы мать всегда обижается на ту, что увела ее любимого сыночка? А у меня есть вы, Маэв. Я боготворю вашего сына, а вы ожидаете, что я вот так, запросто, сейчас же его брошу? Если бы это не звучало просто ужасно, я сочла бы это неудачной шуткой.
— Он использует тебя, Донна. И использует Стефана. Да простит меня Господь, я все-таки люблю своего сына,
Донна начала раздражаться.
— Больше я не желаю этого слушать, Маэв! Вы явно расстроены. А те, кто вас посетил сегодня, наверное, имели на то веские причины. Я выясню, что за люди у вас были, и разберусь с этим. А теперь давайте вернемся в дом и выпьем по чашке чая. И не было этого разговора, хорошо?
Маэв тяжело вздохнула.
— Значит, выяснишь, что за люди ко мне приходили, и разберешься с этим, не так ли? Ты говоришь, совсем как Джорджио, Стефан или Дэви Джексон. И почти так же, как Пэдди. Ты становишься жестокой, Донна; и это завладевает твоей хорошенькой головкой. Если не возражаешь, я воздержусь от чая.
Маэв Брунос пошла в дом одна. Весь вид ее, все небольшое, но полное тело Маэв выражало собой гнев и огорчение.
Донна провожала ее взглядом, пока та не обогнула огород. И тут она почувствовала, как к глазам ее подступили слезы. Донна призналась себе, что это не были слезы грусти. Она плакала от ярости.
Спустя десять минут она вернулась в дом, молча прошла мимо притихшей Долли и заперлась в кабинете Джорджио. Здесь она обычно читала и перечитывала письма Джорджио — письма любви и тоски по ней; впитывала каждое слово с их страниц. И здесь Донна сказала себе: «Муж обожает меня, а я обожаю его. И сделаю все возможное и невозможное, чтобы вернуть его. А если я делаюсь жестче, так это только на благо нам обоим. Мягкость ничего мне не дала. Впервые в жизни я стала самостоятельной женщиной, и я учусь бороться за свое, кровное. Борьба за свои интересы заставляет людей вроде моего мужа или Алана Кокса действовать жестко. И я тоже буду сражаться до смерти».
Пэдди уселся напротив Джорджио в комнате для посетителей в тюрьме «Паркхерст» и улыбнулся.
— А ты неплохо выглядишь!
Джорджио пожал плечами.
— Что именно произошло между Донной и Аланом, Пэдди? Мне нужно все знать.
— Могу только повторить то, что я тебе уже говорил, — ответил Доновон. — Она вошла в его квартиру и вышла оттуда через пятьдесят шесть минут. Она приняла душ, что было заметно по ее внешнему виду, и переоделась. Потом Донна села в свою машину и поехала домой.
Джорджио пристально поглядел на друга.
— Как ты думаешь, между ними что-то происходит, Пэдди? Скажи мне правду. Скажи, наконец, как друг! Ты делаешь многовато неясных намеков.
Пэдди встретился с Джорджио взглядом и смущенно отвел глаза в сторону.
— Понятия не имею. Честно! Зная Донну —
Джорджио перегнулся к нему через стол.
— Значит, ты уже знаешь, что в ее стиле, а что нет, не так ли?
Пэдди отодвинулся от Джорджио и твердо взглянул ему в глаза:
— Что ты хочешь этим сказать? Если бы ты не держал рот на замке, мать твою, насчет, всего, что происходит, то, вероятно, тебе не пришлось бы полагаться на одну только Донну, чтобы именно она делала за тебя грязную работу. Я-то знаю, что происходит. И слушай, что я тебе скажу: я с самого начала понял, что ты планируешь. С того самого момента, как она встретилась с Коксом. И если я смог разнюхать это, то можешь поставить на кон свою задницу: кто-то другой тоже сумеет все выведать.
Джорджио устало закрыл глаза.
— Мне надо выбраться отсюда, Пэдди. И как можно быстрее.
— Если бы ты изначально посвятил меня во все, у тебя не было бы таких неприятностей, как сейчас. Я управляю твоими долбаными участками, и поверь мне: твоя старушка проделала блистательную работу. Она настоящий трудоголик, я тебе точно говорю! А насчет твоего желания выбраться отсюда скажу так: мне кажется, ты все уже спланировал и даже подбил бабки. Я слежу за Донной и Аланом, ты тоже следишь за ними, и все мы следим за Левисом. Тут нет ничего сложного, не так ли?.. Ты должен был бы с самого начала обратиться прямо ко мне, и мы с тобой вдвоем во всем бы разобрались!
Джорджио резко качнул головой:
— Ни в коем случае! Левис знает, насколько мы близки. Он бы немедленно все разнюхал. Ты сейчас здесь только потому, что его нет в крыле и еще какое-то время не будет.
Пэдди усмехнулся.
— Но шестерки-то его здесь! О моем визите все в тюрьме узнают уже к чаепитию. Ты сейчас вовлекаешь меня в дела из-за Донны. Другой причины нет. Хочешь, чтобы я следил за ней и Коксом? Что ж, я следил за ними. Или, по крайней мере, поручил другим следить — как хочешь, так и понимай. Я по-прежнему наблюдаю за домом. И собираюсь сказать тебе кое-что, что тебе вряд ли понравится. Три бабуина Левиса сегодня нагрянули в ресторан твоего отца. Они приходили прошлым вечером. Разыскивали Стефана. На твоем месте я поднял бы руки вверх и вышел бы из игры. Она становится слишком опасной для всех, кого затрагивает…
Пэдди было приятно отметить про себя, что Джорджио встревожился: «Временами он слишком самоуверен. Даже попав за решетку, оказавшись в самой паршивой передряге за всю свою жизнь, он по-прежнему наплевательски относится ко всем…» Порой это сильно раздражало Пэдди. Например, сейчас.
— Черт с ним, с Левисом! Мне надо знать, что происходит между Донной и Аланом!
Пэдди закурил сигарету.
— Ничего не происходит, могу поручиться за это. Ну, подумай сам, Джорджио: Донна рвет себе задницу, чтобы вытащить тебя отсюда. Не надо рисковать всем только из-за того, что ты вообразил, будто Алан увивается вокруг твоей старушки. Это глупо! Особенно в свете того, что мы оба с тобой знаем. Ведь в одно прекрасное утро ты оставишь ее одну как миленькую если решишь, что это каким-то образом будет тебе выгодно. И не пытайся переубедить меня, Джорджио. Я знаю тебя слишком давно. И меня ты не проведешь.