Псайкер. Путь изгоя

Клайн Илларио

Кругом происходила подготовку к грядущему сражению: гвардейцы покидали «Химеры» под звонкие приказы офицеров, отряды огневой поддержки занимали позиции, полковые священники читали последние, предбоевые литании. Где-то с другой стороны улицы слышался рокот танковых колонн и мерные шаги «Часовых». Ламерт нигде не видел артиллерию, но почему-то был твёрдо уверен, что она так же не останется в стороне и точно поможет им в предстоящей схватке. Гвардеец оглянулся.

Город-улей казался чуть ли не на половину уничтоженным, так что молодой солдат испытал облегчение, вспомнив, что почти всё его население было успешно эвакуировано. Конечно, кто-то остался, в основном –

семьи нищих из нижних ярусов и подульев, но Ламерт уже пытался свыкнуться с мыслью, что он тоже теперь часть войны, а на ней невозможно спасти абсолютно все жизни. Кто-то обязательно погибнет, кого-то в любом случае придётся принести в жертву на алтарь победы. Оставить сотни, чтобы спасти тысячи и десятки тысяч. Сама эта мысль вызывала у Ламерта внутреннее непередаваемое отвращение, но он старался бороться с этим.

«И вообще, о чем я думаю? Мне бы теперь самому выжить».

Но Ламерт не мог вот так легко перестать думать о других людях. В детстве он трудился ради своей семьи, чуть позже ухаживал за больной матерью, а повзрослев – старался для отца и сестёр, и не покинул родного дома, пока они не смогли твёрдо стоять на ногах. С самого детства он жертвовал своими интересами ради других, и теперь, став имперским гвардейцем, был твёрдо уверен, что продолжает следовать своим убеждениям, но первая же планета и то, что на ней происходит, отрезвило Ламерта. «Я взял в руки оружие и принёс клятву защищать Империум, – так почему люди, мои сограждане, продолжают гибнуть»? На какую-то минуту его охватило отчаяние, смешанное со злобой. Он буквально впился ладонью в лямку лазгана, до сих пор висевшего на спине. «Я буду биться, пока во мне струится кровь. Может, у меня не будет даже возможности нажать на курок, но клянусь забрать с собой столько врагов человечества, сколько смогу. Священная клятва дана, и обратного пути для меня уже нет. Я внесу свой скромный вклад в защиту родного дома, и с радостью принесу свою жизнь в жертву, если отец и сёстры никогда не познают войны».

От мыслей его отвлёк подошедший сержант Клавикус: не очень высокий, но крепко сложенный лысый мужчина в обычной флак-броне рядового гвардейца.

–Строимся, быстро! Мы должны занять вон тот выступ, прежде чем…

В его воксе раздался чей-то голос. Абсолютно безволосое лицо сержанта приняло крайне задумчивое, внимающее выражение. Он даже приложил к воксу палец. Ламерт огляделся и понял, что произошло что-то серьёзное, ибо похожая реакция была абсолютно у каждого офицера, вне зависимости от ранга. Каждый из них застыл, внимательно слушая внезапное донесение. Ламерт с неподдельным интересом наблюдал за живым, достаточно подвижным лицом своего сержанта.

В этот момент по воздуху пролета небольшая группа самолётов Империалис Аэронавтика. Этот рокочущий, резкий звук тем не менее внушал какое-то почти мистическое спокойствие.

Голос по ту сторону умолк, и все офицеры разом попытались раздать очень похожие по смыслу команды, однако в воздухе раздался приближающийся свист. Только уже с другой, обратной стороны.

–Это противник, в укрытие!!! – услышал Ламерт крик Клавикуса, прежде чем земля ушла у них из-под ног.

Несколько несуразных конструкций, покрашенных в красный и достаточно отдалённо похожих на настоящие самолёты появилось в небе; послышался стрекот зенитных орудий, и на шпиль слева упало несколько бомб, засиявших и поднявшихся к небу ярко-огненным цветком. Ударная волна от этого взрыва сбила с ног не только Ламерта. Поднимаясь на ноги, молодой гвардеец понял: сражение уже началось, и гораздо раньше, чем он думал.

Глава 22

Илос,

часть вторая

Песнопения за стеной закончились. Послышалась суета многих тысяч людей.

Альберт стоял, задумчивый и хмурый, когда услышал рядом с собой знакомые шаги. Он успел повернуться, сердце его затрепетало.

­– Альберт, мне неловко об этом говорить… – Марианна выглядела непривычно смущенной. Явно чувствуя себя крайне неловко, она пыталась что-то сказать, и юноша подозревал, что именно.

– Это связано с Руксусом, верно?

Предмет диалога стоял не так уж далеко, так же что-то обсуждая с Симоном и Гелиорой.

Марианна вздрогнула, но кивнула.

– Да…ты прав. Не даром мы так давно знакомы и так сильно дружим, правда?

Он на мгновение опустил взгляд. Да, дружим.

– Так вот…я как бы…ну…– Марианна даже неловко топталась на месте. Альберт никогда не видел её такой. – Словом…ты знаешь этого идиота. Он довольно вспыльчивый, и легко может полезть в самое пекло, абсолютно не думая. К тому же такой сильный псайкер, как он, может стать желаемой целью для…

– Не стоит продолжать, Марианна, – прервал её Альберт, сердце которого словно желало вырваться из груди. – Я тебя понял. Хорошо, попробую приглядеть за нашим…за ним. Хотя он настолько сильнее нас, что не уверен, что ему понадобится наша помощь, – он попробовал рассмеяться, на что Марианна лишь натянуто улыбнулась и уже собиралась было уйти, но Альберт схватил её за руку. Она подняла на него вопросительный взгляд, терпеливо ожидая ответа. – Я…слушай, неизвестно, чем всё закончится, правда?

Девушка кивнула. Его хватка ощутимо ослабла.

– Кажется, я понимаю, о чем ты хочешь сказать, Альберт, – она вновь улыбнулась, но уже более открыто, как-то обнадеживающе. Словно боясь сама, пытается помочь преодолеть страх другому. – Следующие сутки-двое могут стать для нас последними, и лучше облегчить душу сейчас. Я внимательно тебя слушаю, дорогой, - теперь она мягко взяла его за руку. Альберту показалось, что даже сквозь ткань чёрных перчаток он ощутил её теплоту, нежность её мягких, таких желанных ладоней. Сердце его забилось ещё чаще. Он бы отдал всё, чтобы снять эти чёртовы перчатки. К тому же она так редко вообще с ним говорила, даже почти не смотрела в его сторону…

Никогда ещё они не были так близки, так откровенны между собой. Это сводило Альберта с ума. Ему так хотелось рассказать ей всё! Вот она, лучшая девушка в его жизни, прямо перед ним! Но почему же слова так плотно застряли в горле?..

– Слушай, Марианна, я…

Она терпеливо, с привычной снисходительной заботой смотрела на него. На какую-то секунду он сам взглянул ей в глаза.

И всё понял.

– Ты…ты его любишь, не правда ли?

Марианна резко убрала руку, отвернулась, пытаясь скрыть покрасневшее лицо. Дыхание её участилось, став тяжелым.

– Я…Да с чего ты вообще!... – она вновь показала ему своё красивое лицо, ещё более прекрасное от застывшего на нём резкого смущения. Он молчал, не зная, что сказать. Руксус продолжал о чём-то негромко говорить с Гелиорой. Вермонт ждал, пока им дадут сигнал выходить из этой каморки.

– Да уж, мы действительно не просто так долго дружим, - подавленным, печальном голосом наконец отозвалась Марианна. – Я так понимаю…это так сильно видно, да?

– Другим не знаю, но мне – уж точно. Каждый взгляд, каждый жест…Ты хочешь заботиться о нём и восхищаешься им, - последние слова словно оторваны от самого сердца.