Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Какой-то чужак, имеющий женоподобную фигуру, буквально возник возле Серафины с парными изогнутыми мечами в руках. Супериор едва успела достать собственный клинок, отбить первый удар. Иная виртуозно перевернулась в воздухе, так что Жеста не увидела последующей атаки. Чужеродный металл, казалось, легко коснулся её горла, однако она всё равно упала, словно снесённая тараном. Она схватилась за неглубокую рану, пытаясь остановить обильно хлынувшую кровь. Ксенос склонилась над ней:
– Примитивное существо. Где вы держите остальных? Я знаю, что они здесь.
Если бы Серафина задумалась над
Драконт Ау’Силла пронзительно расхохоталась.
– Какая глупая попытка, жалкая пародия на сопротивление. Я всё задаюсь вопросом: почему вы еще не вымерли, мон’кеи? Почему Галактика сама не избавилась от вас, как от надоедливых паразитов?
Серафина, захлёбываясь кровью, вспомнила про свой пояс, потянулась за гранатой. Друкхари поняла её намерение и широко улыбнулась под своим жутким шипастым шлемом.
Алерия продолжала стрелять, отступая внутрь храма, двери которого были открыты нараспашку. Несколько слуг, вооружившись лазганами, тоже пытались дать отбор врагу.
– Святой отец, почему вы не ушли? – удивилась палатина. – Почему тоже не спрятались?..
– Это мой храм, моё убежище, мой дом… и мои люди, - твёрдо ответил Антонио, обнажая верный цепной меч. Старик стоял возле ступеней, ведущих к алтарю, в окружении ближайших своих друзей и помощников.
– Я давно знал, что тем всё и закончится, мой старый друг, – негромко признался Робар, тоже ещё твёрдо стоявший на ногах, с мечом в руке. – С момента, как наши узы скрепила совместно пролитая на поле боя кровь. Мы столь много прошли вместе… и это большая радость, умереть рядом с тобой, Антонио.
– Для меня тоже, старый друг. Для меня тоже, - Антонио приобнял Робара, верного своего соратника, которого знал больше полувека. Однако старик заметил, как неестественно напряжен настоятель храма, и понял, что причиной тому не страх перед неизбежной смертью.
– Что-то не так, друг?
Антонио нахмурился, глубоко вздохнул, после чего включил вокс:
– Ракар, включай. Это место станет могилой…для всех нас. Вот только чужакам не видать Света Его.
Спустя секунду из стен раздалось глухое шипение…
Лукулла прибиралась во внутреннем дворе, когда по всему храму пошли тревожные слухи о том, что в долину пожаловали ксеносы. Молодая женщина ничуть не испугалась, лишь нахмурилась: мало им было предателей, теперь ещё и чужаки! Ей тут же захотелось взяться за оружие, встать, вопреки протестам, вместе с Дочерями Императора на защиту того, что ей дорого… Тут Лукулла вспомнила про детей. Нет, в первую очередь она мать, и обязана заботиться не только о себе. У неё есть иные обязанности. Но как только дети окажутся в безопасности, она снова станет воином Императора, одной из бесчисленных миллиардов. Надо только достать оружие…
Лукулла знала, где находились Илия и Марон – в скриптории, под попечительством отца Робара. Когда она вошла, детей уже вели к выходу.
– Ты весьма
– Мама, что случилось? Что происходит? – спрашивал перепуганный Марон.
– Потом, сынок, сейчас просто идите за мной, хорошо? Спасибо, святой отец, словами не выразить, как я вам благодарна…
Робар кивнул, однако взгляд старика выражал обеспокоенность, что передалось Лукулле.
– Вы говорили о безопасном месте, – где это?
Старик помедлил с ответом.
– Антонио…то есть настоятель, ещё не давал никаких приказов, но я почти уверен, что он повелит спрятать вас в катакомбах – они глубоки, уходят далеко вниз, а запирает их крайне прочная дверь. Там вы, вероятно, будете в безопасности – если на то будет воля Владыки.
Лукулла подумала о том, что хотела бы защищаться вместе со всеми, но тут появилась одна из сестёр битвы, призывающая всех проследовать за ней. Взволнованные беженцы пытались на ходу собрать все свои скромные пожитки, но воительницы была непреклонна. Внезапно Робар крепко обнял Лукуллу:
– Как бы я хотел оказаться неправым…как я молился, чтобы этот день никогда не наступил! Береги себя, Лукулла, защити детей. Помни, что у них, вероятно, нет теперь иной опоры, кроме тебя. Ну, беги! Я же буду рядом с Антонио, своим старым другом что бы ни произошло.
Молодая женщина уважительно поклонилась, после чего поспешила вслед за удаляющейся толпой.
Эвакуация шла стремительно – и так же незаметно закончилась. Не успела Лукулла что-то сказать, возразить, как огромная прочная дверь из неизвестного металла закрылась за ней, оставив всех собравшихся беженцев в глухой, гнетущей тишине. Сквозь густой полумрак она видела перепуганные, напряженные лица других женщин, детей, стариков. Пожалуй, тут не было никого, кто мог бы дать хоть какой-то отпор чужакам, кроме неё…
Она почувствовала чужое тепло возле своего живота. Марон и даже обычно спокойная, рассудительная Илия смотрели испуганными, полными надежды глазами. Никогда ещё Лукулла не чувствовала свой долг, как матери, так остро. Святой отец Робар прав: у них, возможно, не осталось другой защиты, кроме неё, – и она обязана быть стойкой, хотя бы ради них.
–Ну, давайте присядем, нечего стоять, – предложила Лукулла, присаживаясь под тусклой лампой в стене.
Дети молча сели у неё на коленях, и молодой женщине показалось, что они боятся даже дышать. Она прижала детей к себе. Почувствовав сквозь одежду мерное сердцебиение матери, они немного успокоились. Марон спрятал лицо в складках её одеяния.
– Не волнуйтесь, мама с вами. Я всегда буду с вами, чтобы ни случилось. Вы мои единственные дети, маленькие лучики тепла в моей жизни, – Лукулла и не подозревала, что могла так выразительно изъясняться, – вам нечего со мной бояться.
Илия тоже прижалась крепче, её теплое, неровное дыхание чувствовалось на шее.
– Но мама…что же всё-таки происходит?
– Видишь ли, Илия… ты же слушала отца Робара и остальных служителей Церкви, верно? Если ты была внимательная, доченька, то знаешь, что среди звёзд есть не только мы, люди, но и другие… существа. И они вовсе не желают нам добра.