Пшеничное зерно. Распятый дьявол
Шрифт:
— Твой муж скоро вернется… Твой муж возвращается, — повторил он, пытаясь улыбнуться.
Жгучая боль пронзила меня, словно кровь и жизнь хлынули разом в мое онемевшее, чужое тело.
— Не надо, Каранджа. — Я заикалась, язык не слушался;. Сердце разрывалось от страха и надежды. Я бы отдала все на свете, лишь бы узнать правду.
Он подошел ко мне и показал большой лист бумаги с правительственными печатями. Это был список тех, кого отпускали на свободу. Я нашла в нем имя Гиконьо.
Что еще тебе сказать? Помню,
…Она замолчала. У нее сверкали глаза. Она была молода, красива… У Муго перехватило горло. Что-То заклокотало в нем. Он дрожал. В один миг он очутился на самом дне глубокой пропасти, земля осталась высоко над ним. Жизнь, борьба казались прекрасными, несмотря на муки, кровь и голод…
— Когда я поняла, что произошло, я обмерла от ужаса. Каранджа говорил какие-то нежные слова, а я видела только, что он улыбается, торжествуя победу. Я схватила ботинок и запустила в него. Я не могла даже плакать. А всего несколько минут назад была так счастлива!.. Теперь осталась лишь ноющая боль. Дома я кинулась к Вангари и только тут разрыдалась, хотя и не смогла толком объяснить, что случилось. Но она как будто поняла и, обняв меня, пыталась утешить и успокоить…
Муго был истерзан, опустошен рассказом Мумби. Он тщетно искал слова — неловко как-то молчать.
— Чего же ты от меня хочешь? — закричал он, слабея от боли и желания.
Она собралась что-то ответить, но тут раздался быстрый стук в дверь. Вошел Генерал Р, а позади него, как тень, вырос Коинанду. Лицо Генерала светилось улыбкой, он был совсем не похож на того человека, какого видел Муго в воскресенье вечером. Коинанду глядел угрюмо и рассеянно.
— Мы на одну минуту, — усевшись, сказал Генерал Р. Он повернулся к Муго. Да, он определенно был более приветлив и говорлив, чем обычно.
— Мы зашли к тебе, но не застали дома и решили, что ты здесь. Мы ведь уговаривались, что я зайду. Правда, ты был чем-то взволнован. Уж этот Гитхуа!.. Ты слышал, что он говорил насчет патронов?
— Я… не помню…
— Ну вот! Я и говорю, что ты витал в облаках! Гитхуа хвастает повсюду, что снабжал нас патронами. А мы не получили от него ни кукурузного зернышка — так мы в лесу называли пули, — да и его самого не видели ни разу.
— Ни разу? — переспросила Мумби.
— Ни разу. И еще я узнал, что он вовсе не был ранен в бою.
— А что же у него с ногой?
— Грузовик, который он вел, перевернулся в Накуру.
— Почему же тогда…
— Так ему интересней жить на свете. Он придумывает все, чтобы как-то оправдать прожитые годы, понимаешь? А разве все мы не делаем того же? Лишиться ноги в борьбе за свободу куда почетнее, чем получить увечье в автомобильной катастрофе…
Муго показалось, что Гитхуа
— Но оставим в покое Гитхуа. Нам нужен ты, — обратился к нему Генерал Р.
— Может, мне выйти? — спросила Мумби, вставая.
— Наоборот, останься. Это касается твоего брата.
— Кариуки? С ним что-нибудь случилось?
— Нет, не его. Кихики!
Мумби вздохнула.
— Мы не сомневаемся, что Кихика попал в ловушку. Он шел на какую-то важную встречу. Так вот, есть лишь три человека, кто мог быть замешан в этом. Во-первых, Вамбуи. Но Кихика накануне отправил ее в Накуру к нашим людям. Во-вторых, ты, Муго!.. — Генерал так и сверлил его взглядом. У Муго похолодело в животе.
— …Но каждый ребенок знает, какую службу ты сослужил Кихике и как белый человек отплатил тебе за это.
— Так кто же тогда? — спросила Мумби, облегченно вздохнув.
— Друг и недруг. Так говорил Кихика? И друг может оказаться врагом.
— Кто же он? — нетерпеливо настаивала Мумби.
— Кихика как-то обмолвился, что должен встретиться с Каранджей.
— Боже! — вскрикнула Мумби, взглянув на Муго.
— И сразу же после ареста Кихики Каранджа записался в полицию. То, как он теперь ведет себя в Гитхиме, говорит о его вине. Коинанду вчера побывал там.
Услышав свое имя, Коинанду вздрогнул и уставился на Генерала. Лицо его исказилось, взгляд стал испуганным.
— Но больше меня туда не заманишь. Никогда! — выпалил он странным, звенящим голосом.
Мумби и Генерал обернулись к нему.
— Что с тобой? — спросил Генерал.
— Ничего, — отозвался Коинанду, с трудом сдерживая дрожь. — Не обращайте внимания. Меня трясет, я, кажется, простыл.
— Тебе надо лечь, — захлопотала Мумби. — Может, дать аспирин?
— Да нет, просто голова кружится.
— Что… что вы… что вам от меня нужно? — медленно произнес Муго, только теперь оторвавшись от своих мыслей.
— Речь идет о празднике в четверг. Но сначала я хочу сказать, что никогда не молился христианскому богу, никогда в него не верил. Я верю лишь в Гикуйю и Мумби и в наш черный народ. Но однажды и я молился. Всем сердцем. Как-то в лесу я стал на колени и заплакал. Боже, если ты слышишь меня, помоги мне выжить, и я отыщу убийцу Кихики! И вот настало время сдержать клятву. В четверг народ соберется в Рунгее, чтобы почтить память Кихики. В Гитхиме у нас есть свой человек, он уговорит Каранджу пойти на митинг. Что от тебя требуется? В конце своей речи ты объявишь: тот, кто предал Кихику, должен выйти вперед и покаяться перед народом. Ибо, выдав Кихику белому человеку, Каранджа изменил всем черным людям на земле.