Пси-фактор
Шрифт:
— Голиаф, прекрати! — Милки буквально повисла на его кулаке. — Он не злой!
— Совсем задурили голову!
— Не он! — Милки крепче ухватилась за его руку и с надеждой заглянула в лицо. — Тарис не дурил меня, вон тот… — И она указала пальцем на лежащего без чувств Райго. — Они от Абэ прячутся, и от Биби… И у них подругу украли. Нужна помощь, Голиаф. Очень нужна.
Гигант продолжал сопеть. Тарис и сам тяжело дышал, оглушенный волнением Милки.
— В могилу тебя сведёт твоё доброе сердце, звездочка, — гигант как-то разом весь сдулся, опустив плечи.
Тарис, поняв, что драка не намечается, ринулся
На голове у последнего образовалась здоровая шишка, да и только.
Милки искренне улыбнулась Голиафу.
— Все хорошо, мой друг. Спасибо что пришел, — она продолжала сжимать своими маленькими ладошками его огромную ручищу.
— Ты не узнала меня, Милки, я насторожился.
Девушка оглянулась на бесчувственного Райго, а потом отпустила руку Голиафа.
— Тарис, там кровать есть, в нише, перенесем его туда, — она мягко улыбнулась, когда Лаен поднял на нее полный непонимания взгляд. Милки рассудила это по своему. — Всё будет хорошо, просто ему надо прийти в себя.
— Хорошо, если так, — неуверенно ответил Лаен. Голиаф опустился на стул, который минутой ранее занимал сам Тарис, принюхался к чашке с чаем, а потом отхлебнул из нее, буквально осушив ее одним глотком. Абсолютно нечитаемый человек. И Тарису это было крайне непривычно. Теперь он в полной мере понимал, что чувствовал Райго, жалуясь, что не слышит его мыслей.
Уложив Райго на кровать, Лаен безучастно наблюдал за тем, как Милки обрабатывает ему шишку. Ее абсолютная бескорыстность взрывала мозг Лаена, заставляла думать о вещах, которые были непривычны даже ему. Не просто обязанность, а взаимопомощь, независимо от того чего это будет стоить. Ведь сейчас они с Иссиа преступники, и по идее любой добросовестный житель Леополиса оповестил бы полицию. Но Милки этого делать не собиралась. Она даже не проявила ни капли злости или обиды, узнав, что ее просто использовали… словно она и не человек, а погремушка. Платежная карточка, деталь.
— Тарис… — окликнула она его, закончив натирать ушибленную голову Райго какой-то мазью. — Попроси своего друга больше на меня не влиять. — Она смущенно поджала свои губы. — Объясни, что я готова помочь по собственной воле. И для меня важно, чтобы это была именно моя воля, а не его.
— Ты очень добрая…
— Нет, не добрая. Просто так должно быть. Люди помогают друг другу, а не используют, — прошептала Милки. — Тарис, пообещай, что когда встретишь свою Нану вновь, поцелуешь ее.
Ее просьба застала парня вздрогнуть. Он не понимал, зачем это новой знакомой, тем более после всего произошедшего. Ведь ее просьба не была навеянной.
— Зачем?
— Это испытание, — улыбнулась Милки Вэй. Твое и её. — Если сможешь коснуться ее губ, и она ответит, значит ваши чувства взаимны… А если оттолкнет, то все что ты себе придумал лишь твое воображение…
Она ткнула пальцем ему в грудь и улыбнулась.
Голиаф хмуро следил за их разговором, а потом махнул рукой:
— А… Как-то оно будет, — скривился он, раздумывая над сложившейся ситуацией. А потом уже обратился к самому Лаену. — Я видел тебя в хоромах Би Би, уродец. И хочу знать, что в тебе такого особенного, раз этот двуликий не заколотил тебя своей палкой?
Милки охнула, буквально затопив ментальное пространство упавшими ей на ум ассоциациями. Тарис растерянно моргнул, переводя взгляд то на одного
* * *
У базы данных был свой характер. Его диктовали те сотни личностей, что вошли в состав кластеров. Базе данных были не чужды желания, предпочтения и взгляды на те или иные вещи. Подключаясь к человеку она брала свое в полной мере, пока не насыщалась и не гасла под напором сознания ее оператора.
Фердинанду нравилась та личность. Секретари менялись, а сущность внутри них оставалась все той же: идеальной, цельной и единственной в своём роде. Если бы было возможным не менять ее операторов раз за разом, Фердинанд с радостью бы оставил кого-то из них подле себя подольше, чем пол года. Увы, такое решение неминуемо привело бы к их гибели, а позволить себе убить этих женщин Ферди не мог. Иногда заглядывая в секретарский отдел, или в канцелярию, замечая знакомые лица, он вспоминал их личные полгода работы и понимал что их утрата была бы серьёзной глупостью. В каждой из них оставалось немного от той уникальной искусственной модели, которую он был не против видеть рядом с собой.
Однако, сейчас он спешил поговорить с Вагнер до того, как ее сознание исчезнет и видоизменится. Видеоданные, которые создали с помощью Тридцать девятой волновали его. Спрашивать Абэ о том, что могла рассказать Вагнер было просто расточительством времени. Синхронизация изменит её. Сейчас же, находясь уже без эмоций, но еще без подключения к базе, она могла быть предельно честной. Он верил в это и хотел ее ответов.
Нана, как и ожидалось, пребывала в отделе синхронизации. Знакомая комната, которая служила обиталищем всем секретарям, была уютной и негласно оснащенной датчиками жизнедеятельности. Первое, что бросилось в глаза это ее тонкий силуэт на краю кровати и комки рыжих волос, устелившие пол возле ног девушки, постель, колени и даже предплечья… Нана, облаченная в тонкую рубашку, бесстрастно смотрела перед собой, наматывала на пальцы тонкие пряди и рвала их… В такт ее движениям болталась трубка капельницы, прикрепленная к ее левому запястью.
Прикрыв дверь, Фердинанд медленно приблизился к ней и присел рядом на кровать.
— Смена стиля всегда позитивно влияет на личность. — Абсолютно спокойно произнёс он и смахнул с ее колена оторванный клок. — Но, что-то мне подсказывает, не пройдёт и двух недель, как вы глубоко пожалеете о своих действиях.
— Я не чувствую сожаления, — прошептала Нана, продолжая наматывать очередной локон на палец.
Фердинанд накрыл ладонью её пальцы, прекращая действие, после чего слегка наклонился к её уху:
— Вы можете вырвать все до единого волосы, но это не изменит факта. Вы больше себе не принадлежите. Так что просто примите это и наслаждайтесь ситуацией.
Нана внимательно посмотрела на него:
— И вы пришли, сказать это? О наслаждении ситуацией? Сейчас… С вами? — ее голос оставался предельно ровным и безэмоциональным.
Фердинанд убрал свою руку.
— Я пришёл поговорить о ваших воспоминаниях, Нана, пока они не заблокированы. Я хочу знать о Маркусе Биби.
— Вы стоите друг друга, — с апатией вымолвила Нана, — два абсолютно беспринципных человека борющиеся с лопастями ветряной мельницы при полном доступе к механизму.