Пси-ON. Книга II
Шрифт:
Биение собственного сердца, пульсирующий шелест движущейся по жилам крови, размеренное пение пси, бесконтрольно растекающейся во все стороны после выполненных манипуляций – всё это было частью меня, и воспринималось чуточку иначе, нежели окружающий мир. Я ощущал и осознавал структуру шлифованного гранитного подоконника, видел потоки воздуха, расходящегося по коридору и тянущегося вверх, к вентиляции, чувствовал электричество, струящееся по проводам и дарящее людям спасительный свет, без которого человечество никогда не достигло бы своего нынешнего уровня развития. И каждый из этих аспектов в полной мере поддавался контролю: по воле моей потухли ближайшие лампы,
Проще было поверить в то, что из меня сделают киборга-убийцу, чем в то, что по некое стечение обстоятельств позволит мне достичь такого уровня силы. В чём моё главное отличие от остальных псионов? Я был заперт наедине с собой на протяжении пары веков так точно. Почему я был заперт? Возможно, так проявилась моя уникальная способность: ускорение работы сознания. Я не раз задумывался об этом. Не мог не задумываться. Вот только всегда, абсолютно всегда упирался в боязнь вновь застыть на много лет, осознанно ограничивая себя и выискивая всё новые и новые аргументы в пользу того, что стазис был не проявлением моей силы, а чем-то извне. Какие аргументы, спросите? Как минимум то, что сейчас ускорение сознания ощутимо угнетало мою нервную систему: в среднем я поддерживал тридцатипятикратное ускорение, и для отличного самочувствия этого уже было многовато. Станет ли лучше в процессе тренировок тела и разума – вопрос десятый. Тут важно то, что в те далёкие времена я не секунду и даже не долю секунды растянул на века, а отдача и близко не походила на то, что я ощущал, например, после изучения всей информации на учебном планшете. Рациональному объяснению этот феномен пока не поддавался, и потому я не торопился на практике проверять свою способность «останавливать время». Мало ли?
Вот только иногда этого очень хотелось. Как сейчас, например. Но крепость моей воли в этом вопросе невозможно было сломить простому «хочется», так что и в этот раз неадекватная мысль оказалась загнана в дальний угол, а я, насладившись моментом, аккуратно открыл окно и десантировался вниз, предварительно всё за собой заперев. Мимо пролетели густые кроны могучих деревьев, и я мягко приземлился на траву прямо на глазах студентов-малявок, увлечённо копошащихся в ближайших кустах.
– Что-то потеряли?
Отвечать вызвался самый бесшабашный на вид пацанёнок с ершистыми волосами, большими отчаянными глазами и сжатыми кулаками.
– Нет, ничего мы не теряли! – Я между делом прошерстил заинтересовавшие их кусты своим восприятием, отыскав там брошь с несколькими волосками, которые та, похоже, перед побегом благополучно выдрала. Мозг мигом заполнил недостающие детали на картине произошедшего, вписав туда дерево с низко расположенными ветвями и кое-где ободранной корой, ссадинами на руках девчушки, которая жалась позади своего защитника, и тоном волос, присутствующих и на заколке, и на голове растеряшки.
Тогда же я хмыкнул, демонстративно пожал плечами, отряхнулся от невидимой пыли и двинулся в сторону дорожки:
– Ну, смотрите. И будьте поаккуратнее, что ли…
Естественно, во время этого представления, приковавшего ко мне взгляды детишек лет двенадцати, я вытянул заколку на самое видное место. И минуты не прошло, как меня догнали восторженные восклицания: видно, обсудив мою свалившуюся им на головы кандидатуру, ребятишки вернулись к поискам и сразу же обнаружили искомое.
Всё точно так, как и предполагал мой коварный, продуманный
Так как девушек в клубной комнате я не застал в силу затянувшегося «допроса», а Ксения сейчас должна была способствовать скорейшему задержанию всех отметившихся в травле негодяев, у меня появилась щепотка по-настоящему свободного времени, когда только я должен был решать, чем заняться. И пока я разрывался между обычной прогулкой и посещением полигона, ко мне приблизился мой давний, не понравившийся мне знакомый.
– Геслер.
– Литке. – Я кивнул смуглому аристократу, вокруг которого, к моему вящему удивлению, не оказалось ни одного поклонника или члена «свиты». Последнее было явлением нередким, ибо даже в студенческой среде детишки, – и не только, – предпочитали виться вокруг кого-то выше, могущественнее и сильнее их самих. Как бы академия ни пыталась «придавить» политику в своих стенах, а получалось это у неё примерно никак. – Чем обязан?
– Я пришёл просить об одолжении. – Я не удержался от того, что б не вскинуть бровь. – Совместная тренировка. Со мной и моим братом, Фёдором. Ты одолел его на соревновании.
– Просто тренировка? Без двойного дна? – Иногда прямолинейность была необходима, как произошло, например, сейчас. Разум Литке прощупывался довольно чётко, и я улавливал очень и очень многое: напускную и тщательно пестуемую им уверенность, забитое в дальний угол смущение и тщательно подавляемое, едва ощутимое презрение, которое затесалось здесь неведомо каким образом. Оттенок последнего чувства казался мне каким-то фальшивым, привитым и осознанно нелюбимым, что наталкивало на определённые мысли. – Не подумай, я не подозреваю тебя в чём-то таком. Просто очень уж неожиданным выглядит это приглашение…
– Импровизация. – Фыркнул Литке, решивший, по всей видимости, ответить прямотой на прямоту. – Сейчас у меня по расписанию как раз тренировка с братом, и и по дороге к полигону я по счастливой случайности встречаю тебя, явно не знающего, чем бы заняться. Опять же, твоей… подруги рядом сейчас нет. Что это, если не возможность?
– Случайности не случайны? – Хмыкнул я. – Если по ходу дела ты мне расскажешь, чем таким надо заниматься, что б настолько умело махать посохом, то я с удовольствием приму это приглашение.
Не сказал бы, что мне была так уж интересна компания человека, презирающего простолюдинов и меня в частности, но в одном я был уверен где-то процентов на семьдесят: он хотел изменить своё отношение к простым людям. Был ли это мимолётный порыв или твёрдое решение, катализатором для которого «послужил» ваш покорный слуга – покажет время. Но сейчас я действительно мог поближе изучить сий феномен изменяющегося разума, так как особыми навыками в закрытии сознания Литке не обладал. Или намеренно открылся, намереваясь искренностью заработать себе чуточку баллов. Всё-таки никаких серьёзных выпадов в мою сторону он себе не позволил, а гордыня и непомерное самомнение – недостатки, которые проходят. Или на них можно отчасти закрыть глаза, ибо иной подход будет выглядеть откровенно лицемерно.
Слишком часто я себя ловил на том, что сам смотрю на других псионов сверху вниз. И почему? Потому что они на моём фоне меркнут. Как и рядовые псионы без образования и родословной на фоне того же Литке…
– Тебе интересны боевые искусства?
– Не как что-то боевое. – Я покачал головой, поравнявшись с Литке, который неспешно двинулся в нужном нам направлении. – Дисциплина тела и духа. Сам видишь: сейчас мои физические кондиции далеки не то, что от идеальных, но и даже от нормальных.