Психадж
Шрифт:
Глава 7. Приговор
Известие о гибели матери застало Лерочку Лебедянскую врасплох. Это юное курносое создание, выросшее в тепличных условиях, было совсем не готово к подобным жизненным катастрофам. Мама была для нее всем, и с ее смертью, казалось, оборвались все мыслимые связи с этим миром. Ужасную потерю нужно было как-то пережить, и Лера ревела в подушку, часами лежала на тахте без движения, глядя в одну точку — на мамину фотографию на столе.
То, что отец остался жив, мало утешало Леру: с ним она практически не общалась. Дома у папы был рабочий кабинет
Еще дошкольницей Лерочка рисовала себя — счастливую акварельную девочку — под руку с мамой — самой красивой мамой на свете. На этих рисунках над маминой головой обычно сияло веселое солнце, а вдали, на краю бумажного листа, стояла маленькая закорючка — это папа, далеко-далеко от их с мамой чудесной жизни, сидел за своим столом и писал скучные книжки.
Привыкшая к семейному благополучию, Лера впервые задумалась о взаимоотношениях матери и отца. Любили ли они друг друга, Львица и Козерог? Насколько были близки духовно?.. Добытчиком в семье был, безусловно, отец. Но сам он, не обладая достаточно твердым характером, уступил привилегии главы семьи более уверенной в себе маме. И Львица, будучи прирожденным администратором, с легкостью подчинила себе законопослушного Козерога. Так они и жили долгие годы размеренной и довольно однообразной жизнью, не зная даже, счастливы ли в браке. Показная идиллия могла длиться вечность, но беспощадная смерть в одночасье ввела коррективы.
Мамы нет, и нет рядом отца, чтобы спрятаться у него за спиной. А спрятаться очень хотелось: Лера холодела от одной мысли о предстоящих похоронах. Но, оказалось, переживала она напрасно.
Первым позвонил Данилевич, — школьный товарищ отца, теперь — глава районной администрации, — которого мама за глаза частенько обзывала кретином.
— Валерия Вениаминовна?! — Лера не сразу поняла, что обращаются к ней. — Здравствуйте. Данилевич… Да-да, мне сообщили… Очень, очень скорблю! Примите мои самые искренние соболезнования! Да, я знаю, что отец в больнице. Наведаюсь к нему нынче же вечером… Главное, вы ни о чем не беспокойтесь! Я все возьму на себя. Через полчаса пришлю вам компетентного человека, он займется оформлением документов. Что неясно — к нему. К вам только одна просьба: найдите хорошую мамину фотографию, а памятник закажу я сам… Не плачьте, я все устрою.
Почти сразу после звонка Данилевича приехала Зоя Абрамовна — мамина «седьмая вода на киселе».
— Лерочка! Мы не оставим тебя одну! Перенести такой удар и зрелому человеку тяжело, а ты еще дитя… Тебе ничего не придется делать самой… Если понадобятся деньги, можешь рассчитывать на меня…
…Маму привезли из морга утром следующего дня. Лера со смесью страха и благоговения издали смотрела на маму, кусала губы. Странно и страшно было видеть ее неживой — восковой куклой с наспех припудренными синяками и ссадинами на вмиг постаревшем лице.
Вокруг сновали люди, порой незнакомые, — для всех находилась работа, — но им вместе взятым было намного легче, чем ей, Лере, одинокой и безутешной в этот солнечный день. Съежившись и обхватив колени руками,
И приснился Лере темный лабиринт, по которому она не шла, а, скорее, летела, гонимая мощным воздушным потоком, похожая на невесомый парашютик одуванчика. Впереди брезжил свет, и было вовсе не страшно лететь одной в бесконечную даль. И вдруг Лера услышала позади мамин голос и оглянулась. Да, именно так звала мама домой заигравшуюся во дворе дотемна первоклашку. Да, конечно, это была мама — цветущая беспечная красавица.
— Лерка! Ты почему здесь? — удивилась и испугалась она.
— Я искала тебя, — жалко улыбнувшись, ответила Лера. — Мне без тебя плохо.
— А ну, перестань сейчас же! Глаза уже на мокром месте! — пожурила мать дочку. — Давай руку, летим вместе.
Лера — счастливая — ощутила в ладони тонкие мамины пальцы.
— Ты хоть знаешь, куда летим?
Лера с беззаботной улыбкой покачала головой. Ей было все равно, куда лететь, лишь бы с мамой. А мама недовольно вздохнула:
— Бесшабашная ты, Лерка! Ну, ладно. Я вижу, ты спишь. Значит, сумеешь вернуться.
— Ага, сплю, — Лера в шутку на секунду зажмурилась.
— Слушай меня, — продолжала мать. — Следом за мной летят еще люди, и среди них твой отец. Ты уже знаешь, ЧТО с нами стряслось? — личико Леры сразу осунулось, погрустнело. Мать кивнула — поняла. — Все умирают, рано или поздно. Ты уже не школьница. Взрослая девица. Опека тебе ни к чему: у самой голова на плечах. Конечно, жалко оставлять тебя на произвол судьбы, и все же я более-менее за тебя спокойна: ты — МОЯ дочь! Не забывай меня, а я буду всегда незримо рядом. Будет сложно — позови, приду… Отца хочу забрать с собой, да и он, чувствую, не против. Но все решит Суд Божий.
— Я увижу Господа?! — глаза Леры расширились от восторга и удивления.
— Увидишь, — улыбнулась Ляля. — Если не проснешься раньше времени.
— Но, мама! — спохватилась Лера. — Как это ты хочешь папу забрать с собой?! Ты хочешь оставить меня совсем одну?
— На что тебе отец? У вас с ним никогда не было ничего общего.
— А кто будет деньги зарабатывать?! — искренне удивилась Лера.
— Я думала, ты взрослая…
— Нет, мамочка, папу я тебе не отдам!
В это время раструб темного лабиринта расширился, глаза ослепил яркий свет, и движение прекратилось. Мать и дочь очутились в прозрачно-хрустальном дворце, своды которого терялись в молочно-белых облаках. Во все стороны разбегались анфилады комнат. Мать и дочь замешкались, не зная какой путь избрать. И вдруг стены зазвучали. Казалось, говорил сам дворец: «Приветствую вас в Доме Господа! Он ждет вас, ступайте».
— Мы не знаем, куда идти, — за маму ответила Лера.